Елена вдруг поняла, что одета в длинную белую ночную рубашку, которую она взяла, чтобы в пути переодевать под ней белье. Обычно она делала это на рассвете, но сегодня отвлеклась на дневник. В любом случае, ночная рубашка — не лучший наряд для утренней встречи с Дамоном. Она была непрозрачной — материал ближе к фланели, чем к нейлону, но была украшена кружевом, особенно у ворота. Кружево вокруг привлекательной для вампира шейки — а именно так говорил Дамон — как красная тряпка перед разъяренным быком.
Елена скрестила руки на груди и попыталась проверить, спрятана ли ее аура.
— Ты похожа на Венди, — сообщил Дамон с ослепительной, но злой улыбкой и наклонил голову набок.
Елена не поддалась:
— Венди? — Тут она вспомнила, что так звали девочку из «Питера Пэна», и внутренне содрогнулась. Она была мастером подобных перепалок. Вот только Дамон ее превосходил.
— Венди… Дарлинг, — голос Дамона источал патоку.
Елена почувствовала, что дрожит, Дамон обещал не воздействовать на нее телепатически и не манипулировать ею. Но иногда он почти переходил эту границу. Конечно, это целиком вина Дамона, думала Елена, ведь у нее не осталось никаких чувств к нему — ну кроме сестринских. Но Дамон не сдавался, сколько бы раз она ему ни отказывала.
Сзади послышался глухой удар — очевидно, Мэтт все-таки слез с крыши. Он немедленно вступил в перепалку:
— Не называй ее так! — закричал он и повернулся к Елене. — Наверное, так звали его последнюю подружку. И — и — знаешь, что он сделал?! Как он меня разбудил утром? — Мэтт весь трясся от возмущения.
— Он поднял тебя и швырнул на крышу машины? — предположила Елена. Она разговаривала с Мэттом, не поворачиваясь к нему. Легкий утренний ветерок прижимал ночную рубашку к телу, и Елена не хотела стоять к Демону спиной.
— Нет! То есть да! Нет и да! Он даже рук марать не стал. Просто сделал вот так, — Мэтт повел рукой в воздухе, — и я сначала упал в лужу, а потом рухнул на крышу «ягуара». Могла сломаться крыша… или я. А теперь я весь грязный, — осмотрев себя, с грустью добавил он, будто раньше не понимал этого.
Дамой заговорил:
— А почему я поднял тебя и бросил? Чем ты занимался, когда я старался сохранить дистанцию между нами?
Мэтт покраснел до корней светлых волос. Обычно спокойные голубые глаза засверкали, и он сказал вызывающим тоном:
— Я держал в руках палку.
— Палку. Обычную палку, которую можно подобрать на обочине. Такую палку?
— Да, я подобран ее на обочине, — по-прежнему дерзко ответил Мэтт.
— Но потом с ней случилось что-то странное, — неуловимым движением Дамон извлек откуда-то очень длинный и очень прочный на виц кол, заостренный е одной стороны. Он явно был вырезан из очень твердого дерева, скорее всего, из дуба.
Пока Дамон со всех сторон разглядывал «палку» — видно было, что ему нелегко это делать, — Елена обернулась к разозленному Мэтту.
— Мэтт! — укоризненно сказала она. Это явно была кульминация холодной войны между париями.
— Я просто подумал, — упрямо сказал Мэтт, — что это неплохая идея. Я ведь сплю под открытым небом, и может появиться… другой вампир.
Елена уже отвернулась от него и пыталась успокоить Дамона, когда Мэтт снова взорвался:
— Расскажи, как ты разбудил меня! — резко сказал он и продолжил, не дав Дамону вставить ни слова: — Я только открыл глаза, когда он уронил на меня это, — Мэтт дернулся к Елене и что-то протянул ей. Она, в полном замешательстве, повертела эту штуку в руках. Больше всего она походила на огрызок карандаша, но темного красно-коричневого цвета.
— Он уронил его на меня и сказал «вычеркни двоих», — продолжил Мэтт. — Он убил двух человек — и хвастается этим!
Елене больше не хотелось держать этот карандаш в руках:
— Дамон! — крикнула она, пытаясь понять что-то по его совершенно бесстрастному лицу. — Дамон… ты ведь… не…
— Не проси его, Елена. Мы должны…
— Если бы кто-нибудь позволил мне вставить хоть слово, — сердито сказал Дамон, — я упомянул бы, что, прежде чем я рассказал про этот карандаш, кто-то попытался проткнуть меня, даже не вылезал из спального мешка. А я собирался сказать, что это были не люди. Это были вампиры, убийцы, наемники — они находились под властьюМалахов Шиничи. И они шли за нами. Они добрались аж до Уоррена в Кентукки — скорее всего, расспрашивая о машине. Нам пора избавиться от нее.
— Нет! — завопил Мэтт. — Эта машина очень многое значит для Стефана и Елены.
— Эта машина что-то значит для тебя, — поправил Дамон, — и хочу заметить, что я бросил свой «феррари» в бухте, чтобы мы могли взять тебя с собой.
Елена подняла руку. Она больше не могла этого слышать. Да, она любила машину — большую, ярко-красную, блестящую и очень заметную. Она напоминала о том, что они со Стефаном чувствовали в день ее покупки, в день начала новой жизни вдвоем. При каждом взгляде на «ягуар» она вспоминала этот день, тяжесть руки Стефана на плече и взгляд, который она встречала, смотря на него снизу вверх, — зеленые глаза светились озорством и радостью от обретения чего-то по-настоящему желанного.
Она поняла, что дрожит, а из глаз текут слезы, и это заставило ее смутиться и разозлиться.
— Видишь, — Мэтт сверлил Дамона взглядом, — теперь она плачет из-за тебя.
— Из-за меня? О, не я один говорил о своем дорогом младшем братике, — вежливо ответил Дамон.
— Заткнитесь! Немедленно! Оба! — закричала Елена, пытаясь успокоиться. — И я не хочу видеть этот карандаш. — Она держала его как можно дальше от себя.
Дамон забрал его, и Елена вытерла руки подолом ночной рубашки. У нее кружилась голова, ее трясло при мысли об идущих по их следу вампирах.
А потом она покачнулась и сразу почувствовала теплую сильную руку и услышала голос Дамона:
— Ей просто нужен свежий воздух.
Он взял ее на руки и взлетел.
— Дамон, не мог бы ты поставить меня на землю?
— Прямо сейчас, дорогая? До земли довольно далеко…
Елена продолжала вырываться и возражать, но уже почти успокоилась. Прохладный утренний воздух в самом деле прочищал голову, хотя и заставлял дрожать.
Она попыталась перестать трястись, но ничего не могла с этим поделать. Дамон посмотрел на нее сверху вниз и с совершенно серьезным лицом попытался снять пиджак. Елена поспешно остановила его:
— Нет-нет! Просто иди… то есть лети, а я буду висеть.
— И следить за низко летящими чайками, — Дамон говорил серьезно, но в углах рта пряталась усмешка. Елена попыталась отвернуться, чтобы не засмеяться.
— Итак, когда же ты решил, что можно швырять людей на машины? — поинтересовалась она.
— Совсем недавно. Это было непросто, как и полет. А ты знаешь, что я люблю непростые задачи.
