— Отведите её в мою спальню, — услышала я раскатистый голос Алекса, когда машина остановилась перед гаражом.
В спальню? Вот так сразу? Прикрыла глаза, чувствуя, как внутри всё сжалось. В душе словно чёрная дыра образовалась. Такая пустота, что дышать стало трудно. Я поняла, что смертельно устала. Не только физически, нет. Морально. События последних дней и так были тяжёлыми, а теперь это… Но я должна выдержать. Должна. Выбора у меня всё равно нет.
Один из охранников открыл дверь с моей стороны, схватил меня за локоть и выволок из машины. Платье моё болталось на талии, подол перекрутился. Грудь тут же обдало тёплым ветерком, и я почувствовала, как затвердели соски. Охранник задержал на мне взгляд. Я посмотрела ему в глаза. Как же я их всех ненавижу! Как же мне хотелось, чтобы все эти ублюдки провалились в преисподнюю и вечно горели там в адском пламени! Видимо, мои мысли отразились во взгляде, потому что подонок перестал пялиться на мою грудь и, крепко ухватив за локоть, повёл ко входу в дом. Через тонкую подошву балеток я чувствовала гравий дорожки, ветер обдувал тело. Было тепло, но, несмотря на это, кожа моя покрылась мурашками. Вдоль дорожки росли подстриженные в виде шаров тисовые кустарники вперемешку с шиповником. Красиво… Красиво и дорого. На крыльце я едва не споткнулась и, если бы мой конвоир не придержал меня, наверняка воткнулась бы носом в ступеньки. Свернуть себе шею, да и дело с концом…
— Аккуратнее, — буркнул охранник. Я наградила его тяжёлым взглядом. Аккуратнее… Развяжи мне руки, кретин! Посмотрю я на тебя, как ты будешь аккуратнее, если тебе верёвки в кожу врезаются!
Видимо, до него дошло о чём я думаю, потому как весь оставшийся отрезок пути до комнаты он молчал. Пройдя через холл, мы поднялись на второй этаж по широкой лестнице из красного дерева. Всё тут буквально вопило о состоятельности хозяина. В коридоре второго этажа стояли маленькие диванчики из кожи белого и бледно-кофейного цвета, на стенах висели акварели и изящные бра в форме лилий. Ступни моих ног утопали в длинном ворсе роскошного ковра, глушащего звук шагов. И во всём этом великолепии я – грязная, растрёпанная, уставшая. Словно уродливое пятно на великолепном рисунке.
Охранник подвёл меня к одной из дверей в конце коридора и, открыв, толкнул в спину. Я ввалилась внутрь. Запнулась о край ковра и на этот раз всё-таки не удержала равновесие. Коленку обожгло болью, ворс ковра щекотнул щёку. Отомстил, мудак? Я смотрела на своего провожатого снизу вверх, понимая, что он это специально. Держался-держался, а тут всё-таки говно попёрло. Губы его были плотно сжаты, взгляд хмурый и тяжёлый. Не нравится? А мне нравится?!
Склонившись, он развязал кляп, и я тут же фыркнула. Во рту пересохло, горло драло.
— Развяжи меня, — просипела я. – У меня руки онемели.
Это была чистая правда. Верёвки так сильно врезались в кожу, что я почти не чувствовала кисти. Выдохнув, я опустила голову. Опять эта тошнота… Мне нужно было несколько спокойных дней, чтобы прийти в себя, но, судя по всему, этого я не дождусь. Охранник перевернул меня животом вниз и развязал. Сжавшись на полу, я тут же обхватила левую кисть и растёрла кожу пальцами.
— М-м-м… — не выдержав, всё же застонала я. Пальцы начало покалывать, на коже виднелись красные борозды. Прижав к себе ноющие ладони, я подтянула колени к груди. Вставать не хотелось. Не хотелось, чтобы этот бугай снова рассматривал меня, словно товар, выставленный в витрине. Платье едва прикрывало мои бёдра, выше же я была совершенно голой.
— Сейчас придёт горничная и вымоет тебя, — бросил охранник прежде, чем свалить за дверь.
Я зло посмотрела ему в след. Вымоет меня?! Я ей так вымою, что потом мыться не захочется. Не дай бог ещё какая-то горничная будет меня трогать. Никогда. Никогда меня не трогала женщина. Умру, но не позволю этого. Хватит с меня и всех этих грязных уродов. Уж ванную я в состоянии найти без чьей-либо помощи.
2.2
Минут через пять в дверном проёме в самом деле нарисовалась тётка в отглаженной бледно-голубой форме и белом передничке с кармашками, по краю которого шла аккуратная оборочка. Я по-прежнему лежала на полу и смотрела на неё, прижимая к груди пульсирующие кисти. Даже горничная в этом доме выглядит куда лучше меня… Холёная, с по-аристократически бледной кожей и большими голубыми глазами, она походила на экономку, хотя вряд ли ей было больше тридцати пяти.
— Пойдём, — приблизившись, она ухватила меня за локоть, да так крепко, что запястья заболели с новой силой.
Я зашипела. Проклятая сука!
— Я сама вымоюсь, — процедила я, кое-как поднимаясь с пола.
— Мне приказано помочь тебе принять ванную, — отрапортовала она с высокомерным видом и, брезгливо посмотрев на моё платье, вцепилась в болтающиеся на мне обрывки ткани.
— Не трогай меня! — отшвырнув её руки, процедила я. – Иначе я тебе глаза выцарапаю.
— Не смей так со мной разговаривать! – прошипела она в ответ и толкнула меня к ванной. – Будет мне тут уличная девка приказывать. – Давай, иди. Грязная, как незнамо кто.
Затолкав меня внутрь, она принялась сдирать платье. Я отпихнула её, и это, похоже, окончательно её разозлило. Пальцы её сомкнулись на моём изуродованном верёвкой запястье, и я поморщилась.
— Отпусти! – вырывая руку, рявкнула я.
Она не отпустила. Потянула меня к ванной. Я пихнула её, упёрлась, но она толкнула снова.
— Александр Викторович приказал привести тебя в нормальный вид и, видит Бог, я это сделаю, чего бы мне это ни стоило, — проговорила она, вцепившись в мои волосы.
Я тут же перехватила её руку и, вывернувшись, впилась ногтями. Это она зря! Ненавижу, когда меня трогают! Ненавижу руки! Ненавижу чужие пальцы на своей коже! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!!! Изловчившись, я впилась зубами в её ладонь. Стиснула челюсти и надавила клыками. Ты, сука, не на ту напала. Поживи на улице с моё, а потом приказы будешь раздавать.
— Ай! – вскрикнула она, прижимая ребро ладони к груди. Уставилась на меня с удивлением и некоторым страхом.
Во рту чувствовался солоноватый вкус крови, и это вызывало во мне удовлетворение. Да, вот так. Я сплюнула на пол, и по кафелю цвета слоновой кости размазалось розовое пятно. Я оскалилась. Наконец-то эта сука оставила меня в покое.
— Приблизишься – изуродую, — прошипела я, а в следующий момент в ванную ввалился мой новый владелец. Хозяин всех и вся, чтоб его!
— Александр Викторович, — дрожащим голосом заговорила горничная, — эта дрянь меня укусила! – Она выставила вперёд руку, демонстрируя ему след моих зубов.
Алекс озадаченно посмотрел на неё, на меня, и сухо проговорил:
— Ты свободна, Мира. Я сам ею займусь.
Горничная ничего не сказала, вышла из ванной с таким видом, словно под нос ей сунули что-то дурно пахнущее. Кажется, в её лице я нажила себе врага. Хотя… Она меня за человека-то не считает, какая вражда?! Только хрен эта сука ко мне теперь подойдёт! Пусть попробует! Ненавижу таких. Более или менее устроилась в своей паршивой жизни и нос воротит. Считает себя лучше других. А чем ты лучше?! Что ты обо мне знаешь?! Грязная, платье драное?! Думаешь, ты от этого застрахована?! Нет, дорогая. Если у тебя нет денег, богатых родителей и заступиться некому. Только я всё выдержу, а вот ты – сомневаюсь. Проводив её взглядом, я посмотрела на Алекса. Тот с непроницаемым выражением лица закатывал рукава своей до отвращения белой рубашки и выглядел при этом так… Словно бы он только-только с президентского приёма вернулся. Расстегнул часы и, сняв их с запястья, положил на полочку под зеркалом. После глянул на меня – прошёлся взглядом от лица до самых ступней. Я ощутила, как у меня кишки выкручиваются. Вот от этого его взгляда – холодного, режущего сталью. Заметила, как серебрится его радужка, словно бы в грозовом небе рассыпали крупицы серебра.