Ладно, ну её покамест куда подальше. В этом направлении, поскольку она же буквально вопиёт – а логика радостно подпевает – что в месте, куда мы сейчас направляемся, царит такой вариант «трэша, угара и содомии», что маньяки XXI века обзавидуются и возрыдают от чернейшей зависти.
Теперь было можно. Что можно? Посетить Ливорно, само собой разумеется.Пусть внутри города и не было совсем уж спокойно, но основное сопротивление было подавлено, а храмы, в которые, как сельди в бочки, набились оставшиеся «савонаролыши», солдаты успели намертво заблокировать. Могли бы и штурмовать, но останавливало до поры то, что эти засранцы там не одни окопались, а затащив вместе с собой немалое количество женщин и детей. Фанатики-авраамиты, они такое «любят, умеют, практикуют». Закроются, а потом, накрутив себя в должной степени, травятся либо самосжигаются. Примеров масса, разве что масштаб с прошествием времени стал спадать, к концу тысячелетия став довольно скромным и явно маргинальным, помимо, конечно, совсем уж диких регионов. Но тут то не конец тысячелетия, а самая что ни на есть середина.
Цок-цок, цок-цок… Копыта коней цокали по мощёной булыжником улице, ведущей от выбитых к долбеням ворот к центру Ливорно. Ну а мы имели возможность увидеть то, о чём раньше слышали исключительно с чужих слов. И если здания города за пару лет остались практически неизменными, то вот люди, этот самый город населяющие… На страх от вторжения врагов обычно можно списать многое, но имеются и исключения. Такие, как здесь и сейчас.
- Что это за ужас? – выдохнул едущий рядом Перо Медичи, с бесконечным изумлением и отвращением обозревающий открывающиеся перед ним виды. – Такое даже среди бедняков Флоренции не найти. А я был в Ливорно. Вот по этой самой улице гулял лет пять назад. Как?
- Савонарола.
- Я слышал его проповеди. Но такое! Думал, что даже он до такого не дойдёт. Эти дети…
- Нас встречают «божьи дети», - усмехнулся Макиавелли, в очередной раз делясь с миром бесконечными запасами цинизма. - Сам Бог встречать нас постыдился.
«Божьи дети». Сейчас мы видели лишь нескольких, да к тому же тех, чьи руки были связаны во избежание естественного для этих юных зомби поведения. Были бы свободны – кидались бы камнями, палками… грязью на худой конец. Сейчас же могли лишь попеременно молиться и проклинать нас. Громко, понятное дело, но совершенно примитивно и невпопад, всего лишь бездумно повторяя услышанное от своих духовных отцов. Возраст… От лет этак семи до тринадцати. Вид? Чрезвычайно запущенный, и это ещё очень мягко сказано. Серая одежда из не то холстины, не то дерюги. Разящий за версту запах давным-давно не мытого тела, грязь на лицах, однотипно остриженные волосы. Большие деревянные кресты на груди, висящие на верёвочках, наверняка «благословлённые» местными монахами-изуверами.
- Эй, Бруно! А сними-ка с парочки из них одежду, - крикнула одному из солдат сопровождения Бьянка. – Кажется, там тоже есть на что посмотреть.
Для военного человека исполнить приказ командира, тем паче настолько вышестоящего, дело естественное, аки дыхание. Нам даже останавливаться надолго не пришлось. С парочки образчиков их рубища были сдёрнуты настолько быстро, что те и пискнуть толком не успели. А под ними… Мда. права была моя подруга, там тоже было на что посмотреть. Я то удивляться не собирался, флорентийский змий Николо тоже, а вот герцог Медичи не удержался, изрыгнув в пространство даже не ругательство, а откровенное богохульство. Правда приправленное исключительно ненавистью ко всяким разным ересиархам из Авиньона и не только.
Спины детей, они были покрыты как уже зажившими шрамами, так и настоящими ранами, не столь давно нанесёнными. Плётка или кнут, тут точно не скажу, но избивали их на постоянной основе. И явно не только в рамках первоначальной дрессуры. Спрашивать этих натасканных на «ересь» зверёнышей было бесполезно, а вот поманить пальцем человека лет сорока с чем-то, смирно стоящего невдалеке и явно безопасного, раз охрана не всполошилась, я не преминул. Когда же он приблизился, спросил, причём не столько для себя, сколько для Пьеро и его советника:
- Почему у этих «божьих детей», столь старательно взращиваемых доминиканцами, на спинах живого места не осталось?
- Тело есть сосуд греха, а истязания плоти просветляют разум, - тяжко вздохнув, ответил тот. - Причиняя же боль телесную с юных лет, дух возвысится с меньшими дружностями, и чистота помыслов не станет омрачена греховными желаниями.
- А что с не желающими так просветляться?
- Ставши «дитём божьим», обратно не возвращаются, синьор, - перекрестившись и пробормотав короткую молитву, ответил горожанин. – Тех, кто ещё не на кладбище, поищите в церковных и монастырских подвалах. Там исправляют строптивых.
Жестом приказав горожанину удалиться, я перевёл взгляд на Медичи.
- Ну что, Пьеро, вот и первое прикосновение к обновлённому Ливорно. Только гноем, безумием и смертью изрядно попахивает. Едем дальше или остальное оставим нашим военачальникам?
- Дальше, - процедил герцог Флорентийский. – Главная городская площадь, а потом разговор с теми, кого удалось поймать. Только после этого я смогу уехать, не стыдясь самого себя. Это был нормальный флорентийский город. Есть и моя вина в том. во что он превратился. Можно было вернуть его раньше!
- Мудрый государь потому и мудр, что совершает свои деяния не раньше и не позже, но лишь в нужное время, - слова Макиавелли и сами по себе были достойны внимания, но я понимал и то, что этот монстр явно уже начал работать и тут над знакомой мне с юношеских лет книгой. – Движимый лишь рассудком, государь способен встать над теми, кто сперва подчинён чувствам, а лишь потом, сделав шаг, оценивает то, к чему он привёл. Вы могли попробовать вернуть Ливорно раньше, но тогда это место не стало бы… уроком другим. Страшным, но нужным. Спросите у Его Величества Чезаре, как бы он поступил с Ливорно. С нынешним Ливорно, а не тем, который был раньше.
Пьеро Медичи сперва призадумался, но потом. спустя где-то полминуты. Выжидающе посмотрел в мою сторону. Дескать, я не понимаю, но если подскажут, выслушаю.Что ж, вреда нет, а польза может и проклюнется.
- Этот город – память. Страшная, омерзительная, но память. И демонстрация даже для самых толстошкурых касаемо того, что может случиться, когда религиозный фанатизм заменяет правителям разум, чувства, саму душу. Печально, но, помимо прочего, придётся притащить сюда лучших художников и скульпторов Италии. Пусть запечатлеют на холсте и в мраморе то, что увидят. Все знают, что красота достойна памяти в веках. Но и уродство тоже. Не для любования им, но для предупреждения, что может случиться, если вовремя не остановить отбросы рода человеческого.
Пока я продолжал рассуждения о том, что длившаяся более двух лет в республике Ливорно трагедия может и более того должна оказаться противоядием против стекающихся в Авиньон инквизиторов и прочих изуверов от религии… мы прибыли на главную городскую площадь. И вот тут проняло не то что Пьеро с Бьянкой, но даже меня и Макиавелли. Опыт уроженца XX века, повидавшего множество ситуаций типа «кровь, кишки, потрошки» и запредельная циничность флорентийского политика и те частично спасовали перед видами чуть ранее творившейся на площади гурятины.
