– Ну да.
Макс фыркает:
– Так вот почему ты разбила те тарелки! Это все твои старые девчачьи штучки.
На то, чтобы ликвидировать устроенный мной беспорядок, уходит минут пятнадцать. Осколки фарфора и кусочки яичницы застряли между досками пола, а липкий малиново-персиковый сироп намертво прилип к плинтусам.
– Ты ничего не понимаешь, – вздыхаю я.
Макс наливает себе очередную чашку жасминового чая:
– И зачем ты ее идеализируешь?
– Я ее вовсе не идеализирую. Просто когда мы были помладше, она казалась такой… офигенной. Талантливая девчонка и к тому же моя соседка. Я имею в виду, мы постоянно проводили время вместе, играли в Барби и в «Правду или действие». Просто было очень больно, когда она вдруг от меня отвернулась, вот и все. Не могу поверить, что ты о ней не слышал, – добавляю я.
– Прости. Я не смотрю фигурное катание.
– Она дважды входила в тройку победителей на международных соревнованиях. Серебряные медали. В этом году на нее возлагают большие надежды.
– Прости, – повторяет Макс.
– Ее портрет печатали на коробке с хлопьями.
– Небось, на И-Бэе они уходили аж по девяносто девять долларов. – Парень нежно касается своим коленом моего под столом. – Кому, черт возьми, есть до этого дело?
Я вздыхаю.
– Мне нравились ее костюмы. Шифоновые оборки, бисер и кристаллы Сваровски, коротенькие юбочки… – бормочу я.
– Коротенькие юбочки? – Макс залпом проглатывает остатки чая.
– У нее была такая грация, осанка, уверенность в движениях… – Я выпрямляюсь. – И великолепные сияющие волосы. Совершенная кожа.
– Совершенство переоценивают. Совершенство – это скучно.
Я улыбаюсь:
– Значит, я не кажусь тебе совершенством?
– Нет, – отрезает Макс. – Ты восхитительно странная, и я не хотел бы в тебе ничего менять. Допивай свой чай.
Я заканчиваю, и мы идем прогуляться. Японский чайный сад не особенно велик, но зато очень красив. Клумбы с душистыми цветами насыщенных тонов перемежаются с причудливо подстриженными растениями. Их зелено-голубые оттенки успокаивают. Извилистые тропинки приводят к статуе Будды, прудам с рыбками, красной пагоде и деревянному мосту в форме полумесяца. Единственные звуки здесь – это пение птиц и тихие щелчки фотокамер. Абсолютный покой. Просто волшебно.
И наконец, самое приятное.
Потайные уголки, идеально подходящие для поцелуев.
Мы находим милую, уединенную скамеечку, Макс обхватывает мое лицо руками и прижимается губами к моим губам. Я так этого ждала. Нежные поцелуи сменяются грубыми, от парня пахнет жвачкой и табаком.
Мы встречаемся все лето, а я до сих пор к нему не привыкла. Макс. Мой бойфренд. Мы познакомились в тот вечер, когда родители впервые отпустили меня в клуб. Линдси Лим ушла в туалет, и я осталась стоять абсолютно одна возле бетонной стены. Макс направился прямо ко мне с таким видом, словно делал это уже сотню раз.
– Прости, – сказал он. – Ты, наверное, уже заметила, что я все время на тебя пялюсь.
Это была правда. От его взгляда по коже бежали мурашки, хоть я и не была уверена, что он смотрит именно на меня. Маленький клуб оказался переполнен, и он вполне мог пялиться на любую из тех горячих штучек, что танцевали рядом.
– Как тебя зовут?
– Лола Нолан. – Я поправила тиару и выровняла носки криперсов[5].
– Ло-ло-ло-ло… Ло-ла.
Макс спел это как в песне «Кинкс»[6]. Его голос немного охрип после концерта. На нем была простая черная футболка, которая, как я потом поняла, являлась для него универсальным прикидом. А под ней – широкие плечи, крепкие руки и татушка на изгибе локтя. Моя любимая. В виде его тезки из фильма «Там, где живут чудовища» – маленький мальчик в шкуре белого волка.
Это был самый привлекательный парень, который когда-либо со мной заговаривал. В голове проносились бессвязные фразы, но сосредоточиться я не могла ни на одной. И уж тем более не могла что-то сказать.
– Как тебе концерт? – Парень пытается перекричать «Рамоунз»[7], которые уже вовсю зажигают на сцене.
– Ты был великолепен, – кричу я. – Никогда раньше не слушала вашу группу.
Вторую часть фразы я стараюсь кричать чуть потише, чтобы парень не подумал, будто я вообще не слышала о его группе. Лучше ему не знать, что это вообще мой первый концерт.
– Догадываюсь. Я бы тебя заметил. У тебя есть бойфренд, Лола?
Джоуи Рамон эхом повторяет за ним: «Эй, малышка. Я хочу быть твоим бойфрендом».
Парни в школе никогда не выражались так прямо. Не то чтобы у меня было много опыта, ну разве что месяц-другой свиданий то с одним парнем, то с другим. Большинство парней либо боялись меня, либо считали странной.
– А тебе какое дело? – Я выпятила челюсть с видом крайнего недоверия.
Макс внимательно оглядел меня снизу доверху, и уголки его губ поползли вверх.
– Похоже, тебе пора идти. – Он кивнул.
Я обернулась назад и увидела стоявшую с широко открытым ртом Линдси Лим. Только девочка-подросток могла отреагировать с таким испугом и растерянностью. Понял ли тогда Макс, что мы еще школьницы?
– Почему бы тебе не оставить мне свой номер? – закончил Макс. – Мы бы встретились как-нибудь.
Наверное, пока я рылась в недрах сумочки, он даже слышал, как отчаянно колотится мое сердце. Увлажняющий крем, билеты в кино, рецепты вегетарианского бурито и куча флакончиков с разными лаками. Наконец я нашла маркер и только тогда осознала, что маркерами пользуются лишь школьники да фанаты. К счастью, парень вроде бы не придал этому значению.
Он протянул собственное запястье:
– Здесь.
Теплое дыхание Макса щекотало мою шею, пока я писала номер на его коже. Рука тряслась, но каким-то чудесным образом мне удалось вывести цифры вполне внятно. Уверенные строчки прямо под татушками. А потом парень улыбнулся своей фирменной улыбкой – одним уголком рта – и, не спеша, направился сквозь толпу потных тел к тускло освещенному бару. Я поймала себя на мысли, что не могу оторвать глаз от его спины. И, несмотря на то, что я дала ему номер, наверняка его больше не увижу.
Но он позвонил.
Конечно же он позвонил.
