Эва улыбнулась, надеясь рассеять его опасения, ведь Гэйб слишком старался в последние дни.
— Уверена, мы отлично поживем тут некоторое время. Спасибо, что нашел это место.
Он обнял жену и коснулся губами ее волос.
— Это наш шанс, Эва. Понимаешь?
Шанс забыть? Нет, забыть этот ужас их ничто не заставит. Эва промолчала, прижимаясь к мужу. Потом слегка вздрогнула и отстранилась.
Он вопросительно глянул на нее.
— Ты в порядке?
Дело не в холодном, промозглом воздухе, сказала она себе. Это просто напряжение последних месяцев. Она прилагала слишком много усилий, чтобы жить обычной жизнью, — не ради себя самой, но ради девочек, ради Гэйба. Неотступное горе и… чувство вины. Колючие осколки, заставлявшие ее содрогаться, шипы, пронзающие ее, стоит лишь на мгновение забыться.
— Просто сквозняк, — солгала она.
Гэйб не поверил — это было видно по выражению его лица, — но отошел от нее и направился к приоткрытой входной двери.
— Эй, — услышала Эва у себя за спиной, — в чем дело, парень?
Она оглянулась. Гэйб присел на корточки перед дрожащим Честером. Пес стоял на пороге, его задние ноги оставались снаружи.
— Давай, Честер, входи, — предложил Гэйб. — Иначе насквозь промочишь свою задницу!
Снаружи снова зарядил дождь. Келли протопала мимо Эвы, подошла к псу и погладила его по голове.
— Ты простудишься, — сообщила она Честеру, перебиравшему передними лапами и тихонько повизгивающему.
Гэйб легко поднял пса и потрепал по холке. Честер заскулил, но Гэйб перенес его через порог и ногой захлопнул за ним дверь. Дрожащий пес завертелся, вырываясь из рук.
— Полегче, Честер, — хмыкнул Гэйб успокаивающе. — Тебе придется привыкнуть к этому месту.
Честер выразил протест. Он попытался освободиться, дергаясь в руках Гэйба, так что тому пришлось опустить пса на пол. Собака рванулась назад к двери и принялась скрести ее лапами.
— Эй, оставь ее в покое.
Гэйб оттащил пса от двери, уже не пытаясь взять его на руки. Келли и Лорен с интересом наблюдали за ними.
— Честеру здесь не нравится, — с легким беспокойством в голосе сказала Лорен.
Эва обняла дочь за плечи.
— Просто это место ему незнакомо, вот и все, — сказала она. — Подожди, к вечеру он будет чувствовать себя в Крикли-холле так, словно прожил тут всю жизнь.
Лорен подняла голову и посмотрела на мать.
— Ему тут страшно, — мрачно сообщила она.
— Ох, Лорен, что за ерунда! Честер всегда с опаской относится ко всему новому. Он скоро привыкнет к дому.
Эва улыбнулась, но улыбка не была искренней. Может быть, Честер почувствовал то же самое, что и она сама в тот момент, когда переступила порог дома?.. Нечто, что заставило ее содрогнуться несколько мгновений назад.
Что-то было не так в Крикли-холле.
Остальная часть дома всех разочаровала. Когда Гэйб показывал им новое обиталище, девочки, конечно, с энтузиазмом исследовали все закоулки, но Эва оставалась рассеянной. Остальные комнаты были просто комнатами, разве что кроме гостиной, поражавшей длиной (если верить агенту по недвижимости, эту комнату когда-то использовали как классную). И большая кухня ничем не выделялась — там имелись старомодная электрическая печь, глубокая фарфоровая раковина у поцарапанного деревянного стола, простой, но вместительный буфет, кладовая, покрытый линолеумом пол и черная железная плита (дрова в ней уже лежали, так что зажечь огонь оказалось минутным делом). Гэйб к тому же во время прошлой поездки успел купить в Холлоу-Бэй и уже установить дешевенькую стиральную машину и сушилку, так что одной проблемой стало меньше.
На втором этаже, как и было обещано, оказалось достаточно спален, и Эва с девочками осмотрели их, памятуя о первоначальной идее Гэйба. Как ни странно, Лорен не стала жаловаться, что ей предстоит делить комнату с Келли, и Эва предположила, что дочь тоже немного ошеломлена размерами Крикли-холла. В первый обход они не стали карабкаться на самый верх, но Гэйб говорил, что под крышей, судя по всему, была когда-то детская: там до сих пор стоят остовы детских кроваток, а сквозь накопившуюся на окнах мансарды пыль и грязь почти не проникает свет. Видимо, те помещения не использовались уже много-много лет.
Большая часть мебели в Крикли-холле была старой, но не антикварной, и Эва молча порадовалась этому открытию: дети и собаки — не слишком хорошее соседство для драгоценных предметов антиквариата. В общем, еще один повод для беспокойства исчез.
Последней частью дома, оставшейся не исследованной, был подвал, где, по словам Гэйба, находились паровой котел отопления и электрогенератор. Видимо, в этих местах частенько случались перебои с подачей электроэнергии, и генератор установили, чтобы иметь под рукой автономную систему света и тепла. О, там есть еще кое-что, способное удивить всех, намекнул Гэйб, но это может и подождать, пока они не устроятся как следует.
Вчетвером они быстро разгрузили машину, перетащив в дом весь багаж. Им пришлось бегать туда-сюда под надоедливым мелким дождем, сохраняя равновесие на предательски влажных досках моста. Девочки возбужденно смеялись и визжали, шлепая по лужам. Никто не бросил дела, пока в дом не занесли все до последней вещи. Потом Лорен принялась таскать наверх подушки и простыни, ей понадобилось подняться по ступеням трижды, чтобы устроить постели для себя и сестры. А Гэйб тем временем разжег огонь в большом камине холла, а затем отправился в подвал разбираться с котлом отопления.
Честер спал беспокойным сном на своем любимом одеяле, расстеленном в углу кухни, куда его заманили любимым лакомством — куском жареного цыпленка.
Эва достала из картонных коробок фаянсовую посуду и кухонные принадлежности, замочила все в двух глубоких раковинах, наполнив их горячей мыльной водой. Бойлер, похоже, работал отлично. Окна над раковинами и кухонным столом выходили на лужайку перед домом и речку. Эва могла видеть качели, висевшие на ржавых цепях, — их деревянное сиденье блестело от дождя — и мост через торопливую реку. Пока она трудилась, перемывая и без того чистые тарелки, так и не распаковав тонкие резиновые перчатки (а ведь год назад и представить было невозможно, чтобы она опустила голые руки в горячую мыльную воду), мысли — дурные мысли — одолевали ее.
Виной тому были качели, слегка раскачивавшиеся под старым, почти облетевшим дубом. Эта невинная картинка оказалась последней каплей и дала волю чувствам. Ведь Камерон, которому было всего пять лет, как сейчас Келли, очень любил ярко раскрашенные качели в местном парке.
Эва ссутулилась над раковиной, ее руки, опущенные в воду, сжались в кулаки, голова склонилась. Одинокая слезинка упала в раковину, и вокруг разбежались едва заметные круги. Кэм, ее прекрасный малыш, с золотистыми пшеничными волосами, чуть светлее, чем у отца, но с такими же удивительными голубыми глазами… Эва напряженно выпрямилась. Она должна остановиться. Она не может позволить, чтобы горе вновь нахлынуло на нее. Уже два месяца она не плакала на глазах близких, и сегодня, когда они готовятся к новой жизни, она не должна проявлять слабость. Лишь сильные успокоительные и чувство ответственности по отношению к семье — она не могла позволить им тоже упасть духом — заставляли Эву сохранять видимость спокойствия. Безграничная любовь Гэйба, Лорен и Келли помогла ей преодолеть самые трудные дни… по крайней мере, внешне это выглядело именно так. А теперь ей хотелось стать такой же сдержанной, как Гэйб, научиться прятать горе глубоко внутри. Ведь она ни разу за все время тяжких испытаний не видела, чтобы он смахнул слезинку, хотя случались моменты, когда Эва знала он едва сдерживается. Но она понимала, Гэйб крепится ради нее и дочерей, прячет боль в себе, чтобы помочь семье перенести горечь утраты. Да, он сильный, но ведь в отличие от нее он ни в чем не был виноват…
