— Будешь! — рявкнул он. — Не его, так мальчишку! Забыла, что ли, что я его откармливаю?
Волчица смирилась и приняла миску.
Когда мальчик увидел, что один из зверей идет к нему с дымящейся миской варева, от которой исходил явственный мясной дух, он побелел и шарахнулся прочь так далеко, как позволял ремень на поясе. Ему показалось, что это — похлебка из мяса хазарина.
Волчица оскалилась, показывая все клыки до десен, и, присев подле, поставила миску на землю.
— Ешь, — сказала она. — Это тебе. Ты должен много есть. Она улыбалась, но мальчик смотрел на ее клыки и отползал все дальше, пока ремень не натянулся.
Волчица придвинулась ближе и протянула миску
— Ешь, — повторила она.Это тебе. Не бойся.
— Я не буду есть, — прошептал мальчик.
— Это не твой хозяин, — успокоила его волчица. — Не бойся — сегодня наши поймали оленя. Это оленина. Ешь.
— Все равно не буду, — повторил он.
— Как знаешь. — Волчица поставила миску в расщелину между двумя корнями, — Когда остынет и станет невкусной, ты захочешь есть… Все рано или поздно хотят есть —даже такие упрямые.
— А я все равно не буду! — Мальчик опрокинул миску, пролив варево.
— Ну и глупо. — Волчица поднялась, ничуть не огорченная. — Значит, сегодня тебе больше ничего не достанется. А если и завтра ты запоешь то же самое, тобой займется сам Гао. А после этого кто угодно будет и есть и пить.
Забрав миску, она ушла. Мальчик погрозил ей вслед кулаком.
Он был настроен решительно. Он не покорится этим чудовищам, не похожим ни на людей, ни на зверей. Но ближе к вечеру, когда среди шатров опять загорелись костры и по поляне пополз запах жареного, мальчик почувствовал голод. Хазарин кормил его мало и плохо, считая, что голод усмиряет лучше плети. Сегодня утром он вообще забыл покормить своего раба, а теперь и вовсе позаботиться о нем некому.
В животе что-то урчало, требуя пищи. Мальчик смотрел на костры, на ходящих меж ними волков — они и вправду разделывали тушу оленя, подвесив ее за заднюю ногу. Они бродили совсем близко, и он, натянув ремень, подполз ближе и попробовал обратить на себя их внимание.
— Эй! — позвал он чуть слышно. — Эй, вы! Я есть хочу… Проходящая мимо волчица покосилась на него и оскалилась.
— Можно мне кусочек? — позвал он ее. — Самый маленький…
Волчица рассмеялась и ушла. Мальчик видел, как она что-то тихо сказала вожаку. Вожак посмотрел на мальчика и кивнул.
Тот обрадовался, что ему сейчас дадут поесть, но волчица и не думала приближаться.
Было ясно, что поесть он сможет только завтра. Чтобы не будить в себе мыслей о еде, мальчик забился под самые корни дуба так, чтобы не видеть костров. Но отблески пламени все равно были заметны, а запах жареного мяса долетал и сюда. Обхватив колени руками, чтобы сдавить живот, мальчик терпел и дожидался утра.
Над его головой мягко шелестела листва дубов. Хотя ветра и не было, в кронах все время раздавался шепот и шорох, словно могучие дерева шептались между собой о чем-то своем. Невольно заслушавшись их мерных спокойных голосов, мальчик различил вдруг явственный вздох. Ему показалось, что дуб, под которым он сидел, из листвы углядел его печаль и жалеет его. В благодарность мальчик прижался спиной к стволу и тихо промолвил:
— За добро исполать[5]тебе, князь лесной! Все ты видишь, все тебе ведомо. Помоги мне — защити, укрой от этих тварей невиданных. Ты же все можешь — и то, что витязям и богатырям-богам не под силу. Помоги! Перуновым[6]светлым именем заклинаю тебя!
Он вскинул голову и увидел, что дуб и в самом деле необычный: поперек толстого ствола, несколько раз опоясывая его, шла железная цепь. Местами она уже натерла кору, содрала чешую, словно дубу было тесно в таком поясе, и он, как богатырь, поводил могучими плечами, пытаясь освободиться. Мальчик приник к стволу, стоя на коленях и пытаясь дотянуться до цепи.
— Помоги мне, Перунов Дуб, — позвал он. В листве опять пронесся тихий шелест.
— Прости, но я вряд ли чем смогу тебе помочь, — послышался голос.
От удивления мальчик отскочил от дерева — дуб заговорил с ним!
— Кто ты? — воскликнул он. — Человек зачарованный или бог?
— Тише говори, — вновь прозвучал тот же голос, но на сей раз в нем ясно слышались тревога и горечь. — Они могут услышать, и тогда несдобровать тебе… Ведь ты так молод… Ты правда молод?
Мальчик прислушался — в речах этих было что-то странное.
— Кто ты? — повторил он, — И где?
— Насколько я понимаю, под дубом, но я не вижу тебя и не смогу увидеть. Так что тебе придется поискать меня самому.
Мальчик завертел головой. Голос звучал совсем близко — только протяни руку.
Кто-то переступил с ноги на ногу позади него, в чаше. Мальчик обернулся — и застыл.
Совсем рядом с его дубом стоял второй — между ними было не более сажени. Тот, второй, дуб тоже был опутан цепью. К дубам с двух сторон был прикован незнакомый человек.
Он стоял чуть расставив ноги. Грудь его и заведенные назад руки опутывала цепь такой длины, что при случае он мог позволить себе и лечь. Звенья врезались в плечи, стягивая их так туго, что человек не мог слишком глубоко вздохнуть. Одежда его, когда-то добротная и дорогая, из иноземного сукна с шитьем, порвалась, а цепь на плечах и руках натирала кожу. Темное строгое лицо осунулось от постоянной тревоги и тяжких дум. В его взгляде не было ничего завораживающего — если не может быть ничего завораживающего в двух пустых глазницах, из которых на щеки сочится подсыхающая кровь.
Мальчик с открытым ртом созерцал слепца. Тот повернул голову в его сторону. Взгляд пустых глазниц был ужасен, и отрок мгновенно отполз так далеко, как позволял ремень.
Пленник болезненно нахмурился.
— Я испугал тебя? — печально спросил он. — А жаль, ведь я не могу причинить тебе вреда…
Из-за цепей, что надежно удерживали его на месте, человек и правда не мог бы его ударить, даже если бы и захотел, а потому мальчик осмелел и придвинулся чуть ближе.
— И вовсе я тебя не боюсь, — стараясь, чтобы его голос звучал уверенно, сказал он. — Я просто так, от неожиданности… думал, что это сам Перун…
— Перун далек — до него не дозовешься в трудный час, — возразил пленник. — Скажи-ка лучше, кто ты и как тебя зовут… Ты, верно, еще отрок?
— Мне одиннадцать лет по весне сровнялось, — ответил мальчик. — Имя мне Лютик… вырасту — Лютовидом буду.
