Я пообещал, пожал ему руку и вышел из большого прохладного кабинета в приемную, где сидела за столом элегантная мисс Фромсет.
— Мистер Кингсли просит дать адрес Криса Лавери, — сказал я, наблюдая за ее лицом.
Она очень медленно подтянула к себе адресную книгу в коричневом кожаном переплете и полистала страницы:
— Бей-Сити, Альтаир-стрит, дом 623. Местный телефон — 12523. Но мистер Лавери не работает у нас уже больше года. Мог за это время и переехать. — Голос звучал холодно, напряженно.
Я поблагодарил ее и направился к выходу. У дверей я оглянулся. Она сидела не шевелясь, сложив руки на столе и устремив взгляд в пространство. На щеках были красные пятна, в глазах — горечь.
У меня создалось впечатление, что мистер Крис Лавери не оставил в ее сердце нежных чувств.
3
Альтаир-стрит тянулась по краю глубокого каньона, расширяющегося у залива. К северу до мыса Малибу голубела прохладная водная гладь. Южнее на крутом берегу ленился над прибрежным шоссе пляжный городок Бей-Сити. Улица оказалась маленькой, всего три-четыре квартала, и кончалась тупиком — высоким железным забором, отгораживающим чье-то большое поместье. Сквозь прутья с позолоченными пиками виднелись деревья, кусты, край лужайки, кусок подъездного пути, но сам особняк был скрыт. На противоположной от каньона стороне улицы выстроились большие, ухоженные дома, а те, что раскинулись по краю обрыва, были так себе. Вблизи железного забора стояли всего два бунгало, почти точно одно против другого. На том, что поменьше, висел номер 623.
Я проехал мимо, сделал разворот у тупика, вернулся и заглушил машину чуть дальше, у соседнего участка. Дом Лавери жался ласточкиным гнездом к склону обрыва: парадная дверь немного ниже уровня улицы, патио на крыше, спальня в полуподвальном этаже, а гараж свисал вниз, как сетка бильярдной лузы. По фронтальной стене дома вилась темно-красная бугенвиллия, а дорожку, выложенную из плоских камней, окаймлял корейский мох. Дверь была узкая, решетчатая, с острыми зубцами полукругом вверху. Под решеткой висел железный дверной молоток. Я постучал.
Никто не ответил. Тогда я надавил кнопку звонка сбоку двери, услышал, как близко в доме зазвенело, и подождал: опять ничего. Пришлось снова взяться за молоток. Безрезультатно. Я вернулся по дорожке к улице, спустился к гаражу, и мне удалось чуточку приоткрыть дверь. Там стояла машина с белыми колесами. Я снова пошел к передней двери.
Из гаража на противоположной стороне улицы выполз задом аккуратный черный «кадиллак», развернулся и, проезжая мимо дома Лавери, замедлял ход. Худощавый человек в черных очках строго оглядел меня, словно н не имел никаких прав торчать тут. Я ответил ему холодным взглядом, и он покатил дальше.
Подойдя к двери, я снова взялся за молоток. На этот раз повезло. Окошечко в двери распахнулось, и сквозь прутья решетки на меня уставилось красивое лицо с блестящими карими глазами:
— Черт, ну и грохот!
— Мистер Лавери?
Он кивнул и спросил, что мне нужно. Я просунул сквозь решетку визитную карточку. Большая загорелая рука забрала ее. Через секунду карие глаза вонзились в меня снова.
— Пардон, но сегодня мне сыщики не требуются.
— Я работаю на Дераса Кингсли.
— К чертям и вас, и его, — сказал он и захлопнул окошко.
Надавив на звонок, я свободной рукой достал сигарету, чиркнул спичкой о косяк, но тут дверь распахнулась, и из нее вышел здоровенный парень в плавках, пляжных тапочках и белом махровом халате.
Я убрал палец с кнопки и ухмыльнулся:
— Ну что, не выдержали?
— Позвони еще раз, — сказал он, — и полетишь кувырком через всю улицу.
— Бросьте глупить, — сказал я. — Ясно же, что нам не избежать разговора.
Я вынул из кармана бело-голубую телеграмму и поднес к его блестящим глазам. Он угрюмо пробежал текст, закусил губу и проворчал:
— Проходите, черт вас дери.
С этими словами Лавери широко распахнул дверь, и я прошел в приятный полумрак гостиной с дорогим китайским ковром абрикосового цвета, глубокими креслами, белыми цилиндрическими плафонами ламп, длинным, очень широким диваном под мохеровым пледом бежево-шоколадных тонов и камином с резной доской светлого дерева и медным экраном. В камине за экраном лежали дрова, прикрытые большой веткой толокнянки. Ее соцветия уже местами пожухли, но были все еще красивы. На стеклянной столешнице низкого круглого столика из орехового дерева стояло медное ведерко для льда, и на подносе бутылка «Ват 69» и бокалы. Комната тянулась через весь дом и кончалась аркой, за которой виднелись три узких окна и белые перила ведущем вниз железной лестницы.
Лавери хлопнул дверью и сел на диван. Потом вынул из чеканной серебряной папиросницы сигарету, прикурил и раздраженно уставился на меня. Я сел напротив и тоже принялся его рассматривать. Снимок не наврал — парень был действительно хорош. Потрясающий торс, роскошные ноги. Кофейные с сероватыми белками глаза. Волосы длинные, слегка вьющиеся на висках. Кожа загорелая, абсолютно гладкая. Призовой бык, и только — на мой взгляд, во всяком случае. Хотя понять, почему женщины вешались ему на шею, было нетрудно.
— К чему скрывать, где она? — спросил я. — В конце концов, мы так или иначе узнаем. А скажете сами, от вас быстрей отстанут.
— Отстанут? Так я и испугался какого-то частного шпика!
— Зря. Частный шпик может попортить нервы кому угодно. Народ мы упорный, к оскорблениям привычный. Да и платят нам за время, так что не все ли равно, как его проводить?
— Послушайте! — Он наклонился вперед и ткнул в мою сторону сигаретой. — Вашу телеграмму я посмотрел. Чушь собачья! Ни в какой Эль-Пасо я с Кристл не ездил. А в последний раз мы виделись… в общем, задолго до той даты, что стоит на бланке. Кингсли я уже говорил — ничего я о ней не знаю.
— Он не обязан вам верить.
— А какой мне смысл врать? — удивился Лавери.
— А какой смысл говорить правду?
— Послушайте, — сказал он с серьезным видом, — вы, видно, совсем не знаете Кристл. На Кингсли ей плевать. А если ему не по душе ее поведение, пусть ищет себе другую. Меня просто тошнит от этих ревнивых мужей.
— Если вы не ездили с ней даже до Эль-Пасо, с какой стати она дала эту телеграмму? — спросил я.
— Откуда мне знать?
— Не убедительно, — сказал я и показал на ветку толокнянки. — Сорвали у Оленьего озерца?
— Тут на склонах полно толокнянки, — бросил он презрительно.
— Но цветет она совсем не так.
Он рассмеялся:
— Если уж вам так хочется знать, я был у нее во второй половине мая. Все равно пронюхаете. Но с тех пор вообще не видел.
— Вы собираетесь на ней жениться?
— Подумывал. — Он пустил струйку дыма. — У нее есть деньги. А деньги никогда не мешают. Но уж больно тяжело они бы мне доставались.
