— Не буду лгать, Арман, — Гаррисон посмотрел нанего поверх бокала. — Это так сразу не пройдет. Это не пройдет никогда, нобудет уже не так, как сначала. Ты станешь вспоминать какие-то ее слова… платья…запах… Но по утрам ты уже не будешь просыпаться с ощущением, будто тебязавалили камнями.
Он слишком хорошо знал, о чем говорит. Официант наполнил емувторой бокал.
— Слава Богу, тебе не придется переживать весь этотужас снова.
— Без твоей дочери я бы пропал. — Арман мягкоулыбнулся. Он не умел выразить словами, как много сделала для него эта девочкаи как она ему стала дорога.
— Она очень любила вас обоих, Арман. Это помогло ейпережить потерю Одиль.
Гаррисон был человеком мудрым и осторожным. Он давноподозревал, что ни Арман, ни Лиана еще не поняли за эти шесть месяцев,насколько они нужны друг другу. Между ними возникла какая-то сильная внутренняясвязь. Гаррисон заметил это, когда однажды в воскресенье Арман приехал на Тахо,но оставил свои мысли при себе. Он понимал, что его догадки могут напугать их,особенно Армана, которому может показаться, что он предает Од иль.
Армана очень забавляло беспокойство, с которым Гаррисон ожидалвыхода Лианы в свет. Он прекрасно знал, что саму Лиану это заботит куда меньше.Она согласилась поехать на вечер дебютанток, только чтобы доставитьудовольствие отцу. Лиана всегда была послушной дочерью, что очень нравилосьАрману. К тому же это было не слепое, бездумное послушание. Она простостаралась не огорчать других людей своими поступками. Она предпочла бы вовсе неехать на этот вечер, но, зная, как сильно это огорчит отца, согласилась.
— Сказать по правде, — вздохнул Гаррисон,откидываясь на спинку стула, — мне кажется, она просто переросла все этивечеринки.
Действительно, Лиана сильно повзрослела за последний год. Ейтак долго приходилось поступать и думать как взрослой, что ее уже было труднопредставить в компании хихикающих девиц, впервые приехавших на бал.
Предположения Гаррисона полностью подтвердились. Другиедевушки входили в зал краснея, они нервничали, изо всех сил старались добитьсякомплиментов. Лиана же неторопливо плыла по залу, опираясь на руку отца,царственно величавая в своем белом бархатном платье, с золотистыми волосами,переплетенными жемчужными нитями. У нее была осанка молодой королевы, а голубыеглаза сверкали. Восхищенный и взволнованный Арман следил за каждым еедвижением.
Бал, который Гаррисон устроил для нее во дворце наМаркет-стрит, был одним из самых блестящих. Лимузины подавались прямо кпарадному подъезду. На всю ночь были наняты два оркестра, шампанское привезлииз Франции. На Лиане было белое бархатное платье, отороченное горностаем.Платье, как и шампанское, выписали из Франции.
— Сегодня, дружок, ты выглядишь совсем каккоролева. — Лиана и Арман плыли в медленном вальсе. Он был здесь вкачестве гостя Гаррисона. Лиану сопровождал сын одного из старых друзей отца,но она находила его глуповатым и скучным и была рада отдохнуть от него.
— Я чувствую себя неловко в этом платье, — сказалаона с усмешкой. На миг она как будто снова стала пятнадцатилетней девочкой, и уАрмана тоскливо сжалось сердце. Ему вдруг остро захотелось, чтобы Одиль быларядом, чтобы она тоже видела Лиану радовалась вместе с ними, пила шампанское Номиг прошел, и он вернулся к Лиане.
— Все-таки очень милый вечер, правда? Папа потратил такмного сил… — сказала она, подумав про себя: «…и так много денег». Ей всегдабыло немного неприятно, что он так тратится на нее, но она не возражала, ведьэто доставляло отцу радость. — Тебе нравится здесь, Арман?
— Мне никогда не было так хорошо, — улыбаясь,ответил он с такой галантностью, что она рассмеялась.
Обычно он обращался с ней как с ребенком, как с младшейсестрой или любимой племянницей.
— Это так на тебя непохоже.
— Да? Что ты имеешь в виду? Разве раньше я был грубым?
— Нет, но обычно я от тебя слышу, например, что даладворецкому не те вилки, или что Лимож — это слишком официально для ленча… или…
— Перестань, хватит! Неужели я только это и говорютебе?
— До последнего времени. И мне, признаться, этого нехватает. У тебя все хорошо?
— Далеко не так хорошо, как раньше. Другие даже непонимают, какой Лимож я имею в виду…
Он на мгновение задумался. Их разговор очень напоминалразговор мужа и жены; но не может же он представить себе Лиану своей — женой…или может? Или он настолько привык к заботе и поддержке Одиль, что теперь ждеттого же от Лианы? Как это все же странно, хотя, если подумать, еще более странно,что Лиана и впрямь играла эту роль все эти месяцы. Он вдруг отчетливо понял,как ему не хватает ее теперь, когда она вернулась в колледж, не хватает нестолько ее помощи, сколько разговоров с ней после обеда или утром по телефону.
— О чем это ты задумался? — Она слегкаподдразнивала его, а он вдруг почувствовал себя ужасно неуклюжим рядом с этойхрупкой девушкой.
— Я подумал, что ты права. Я просто грубиян.
— Не смеши меня. На следующей неделе вся эта чепухазакончится, и я снова буду помогать тебе.
— Разве тe6e больше нечем заняться? — Он удивился.У такой красавицы должна быть куча поклонников. — Неужели никого — ниблизких друзей, ни большой любви?
— Наверное, у меня иммунитет.
— Как интересно. Значит, тебе сделали прививку?
Начался новый танец, но они, как не без удовольствия заметилГаррисон Крокетт, продолжали танцевать вместе.
— Расскажите мне про ваш иммунитет, мисс Крокетт.
— Возможно, я слишком долго жила с отцом. Я хорошопонимаю, что такое мужчина. Арман громко рассмеялся.
— Какое шокирующее заявление!
— Вовсе нет. — Она тоже рассмеялась. — Простоя знаю, что значит вести дом, подавать кофе по утрам и ходить на цыпочках,когда он является домой со службы в плохом настроении. Мне трудно восприниматьсерьезно всех этих юнцов с их глупым романтизмом. Пройдет десять лет, и онибудут возвращаться домой такими же раздраженными, как мой отец, и точно так жебудут переругиваться за завтраком с женами. Я просто не могу слушать без смехавсе их романтические бредни. Я прекрасно знаю, что с ними станет потом. —Она улыбнулась ему, как умудренная опытом старушка.
— Ты права, Лиана. Ты слишком много повидала. —Ему в самом деле стало грустно. Он вспомнил все те романтические «бредни»,которыми была наполнена их жизнь с Одиль, когда ей исполнилось двадцать один, аему — двадцать три. Тогда они верили каждому сказанному слову и пронесли этуверу через все трудности, разочарования и войну. А Лиана уже отчасти утратилаюношескую свежесть восприятия жизни. Но все же придет время — и появитсячеловек, возможно, он будет старше других, в кого она сможет влюбиться; и тогдаона поймет, что настоящее чувство сильнее прозы жизни.
