–Киндервунд, – оценил Саша и принял от Оли новую банку.
–Мне почти… восемнадцать!
–Ага, а мне… сорок, так что я все равно старше.
–Дурак!
–Рыжая.
–Лысый!
–Лиса-огневка.
Оля засмеялась. Темноволосый раздраженно косился на гостью. Игорь добродушно улыбался, слушая перепалку. Остальные занимались своим делом, будто Поли тут и нет.
Она неожиданно всхлипнула, так стало обидно. Вдруг показалось – никогда ее не примут в городе за свою. Так навсегда и останется Поля «голодранкой». Рыжей лисицей-огневкой, как обозвал бессовестный Саша.
Ну и пусть! Она еще… им покажет! Переедет в город, поступит в институт, ей всего-то и сдать один экзамен, как медалистке, а то и единый сойдет. Поля по математике больше всех в области баллов набрала, и по русскому у нее очень неплохо, и по истории...
–Вы меня… еще узнаете! – со слезой в голосе крикнула Поля и сорвалась с места.
* * *
Дождь начался неожиданно, Поля только-только подходила к деревне. Крупные, редкие капли тяжело падали на дорогу, поднимая фонтанчики пыли и звучно шлепая по листьям деревьев.
Поля зябко обхватила плечи руками: тонкая редкая ткань совершенно не спасала от резких порывов ветра. Солнце окончательно затянуло тучами. На улице потемнело, притихли птицы, рядом одышливо лизала берег река, легкую лодку у причала мотало словно сорванный ненастьем лист.
На автобусной остановке под навесом прятались неудачливые горожане. Пустые ведра и бидоны сиротливо мокли на асфальте.
Поля вдруг вспомнила новых знакомых. Обернулась к лесу и мстительно фыркнула: тонкие верхушки берез гнуло к земле, явно приближалась гроза.
–Так вам и надо, – пробормотала девушка.
И взвизгнула от неожиданности, с такой силой вдруг хлынул дождь. Он уже не распадался на отдельные капли, превратившись в настоящий ливень. По дороге ручьями побежала вода. Она кипела, пузырилась, несла к деревне сбитые листья, ветки и сосновые иглы.
Над головой полыхнуло, оглушительно загремел гром. Поля, забыв обо всем, вприпрыжку понеслась к дому.
Настежь распахнутая калитка насторожила девушку: ни мама, ни Павка не имели привычки оставлять ее открытой. Только пьяный отчим вышибал калитку ногой, не утруждая себя такими пустяками, как щеколда.
«Может, он как раз ушел? – Поля с надеждой всматривалась в окна. – Выспался да и поехал в лесхоз, например. Или на станцию побежал, к ларьку, за водкой…»
Поля уже не обращала внимания на грозу. Насквозь мокрое платье неприятно липло к телу и путалось в коленях, мешая двигаться. В кроссовках хлюпало, волосы паутиной обметали лицо, Поля крупно дрожала.
Не решаясь подняться на крыльцо – пьяный отчим наверняка набросится на нее с кулаками! – она, крадучись, пошла вокруг дома. Заглядывала в окна и проклинала накрахмаленные тюлевые шторы: ничего не видно.
«По крайней мере, криков не слышно, – успокаивала себя Поля, припадая к бревенчатым стенам и пытаясь понять, что происходит в комнатах. – Даже если ОН там, то уже успокоился. Или заснул. Перемахну через подоконник, ОН и знать не будет, что я дома. Павку попрошу, чтоб хлеб в комнату принес. И переоденусь, наконец, только простыть не хватало для полного счастья…»
Окно в детской оказалось закрыто, и Поля зашипела от досады и разочарования. Стучать в стекло она не решилась, случалось, пьяный отчим засыпал, где придется. Мог упасть и посреди детской.
Тишина в доме тревожила Полю. Если мама вполне могла уйти в школу – отпуск у учителей начнется лишь после выпускного вечера – то Павке с Наташей деваться в такую грозу некуда.
Поля попыталась рассмотреть что-нибудь через стекло, но не смогла. В комнате было темнее, чем на улице, к тому же по-прежнему мешала тюль.
Она побежала вдоль стен, пробуя по очереди каждое окно. И задрожала от волнения, когда одна из створок подалась. Поля осторожно надавила на нее и прислушалась: дом словно вымер. В зале два раза пробили настенные часы, в соседнем дворе лениво забрехала собака.
Поля потянула за тюль и вздрогнула, услышав звяканье металлических колец на гардине. Однако тишина больше ничем не нарушалась, и Поля заглянула в комнату – пусто. Путаясь в тяжелом мокром подоле, девушка полезла через подоконник. Спрыгнула на пол и замерла: тишина буквально оглушала.
Поля прислушалась к шелесту дождя за окном и слабо улыбнулась: ну она и трусиха! Уже собственной тени боится. Ведь, скорее всего, здесь никого нет. Мама запросто могла прихватить с собой в школу и Натку с Павкой, чтоб не попали пьяному мужу под горячую руку. Как она об этом сразу не подумала? А отчим ушел позже всех, когда проснулся, вот калитка и осталась нараспашку…
Поля сняла платье и тщательно выжала над узким тротуаром, он огибал по периметру ведь дом. Подумав, снова натянула его, а вдруг отчим сопит где-нибудь на полу, и Поля на него сейчас наткнется? Жаль, она попала в бывший папин кабинет, здесь только книжные шкафы, даже не переодеться в сухое.
Поля нежно погладила спинку массивного деревянного кресла – папа сам его сделал – и горестно вздохнула: как они тогда хорошо жили!
Дверь пронзительно заскрипела. Поля испуганно пискнула, придерживая ее рукой. С трудом протиснулась в узкую щель, не решаясь распахнуть дверь шире, и облегченно вздохнула: наверное, она угадала, в доме никого нет.
Поля открыто прошла в детскую и невольно насторожилась: тут ничего не изменилось с ночи. Будто она сбежала только что, а не – Поля сдвинула брови, подсчитывая – одиннадцать часов назад. Павка с мамой даже постели не заправили, странно, что окно закрыли на шпингалет.
Поля вытерла полотенцем мокрые волосы и полезла в шкаф за одеждой. С наслаждением надела сухое платье, подумав, натянула Павкин свитер и шерстяные носки. Выставила хлюпающие кроссовки на подоконник и удивленно замерла, рассматривая комнату. Поля только сейчас заметила на полу Наташины босоножки. И ее же красное платьишко на стуле. Да и Павкины разбитые полукеды по-прежнему стояли у дивана. «Рядком», как требовал отчим.
«В чем же они ушли?» – испуганно подумала Поля, бросаясь к шкафу.
Ей стало не по себе: вещи оказались на месте. Тут не ошибешься, все наперечет, разве только у Натки платьев побольше, после Поли остались, их еще папа покупал, когда жив был.
Поля убрала постельное белье. Застелила Наташину кроватку, белые простыни казались сейчас чуть ли не саваном.
Девушка зачем-то подержала в руках Павкины полукеды. Повесила в шкаф Наташино платье. Подняла с пола старого плюшевого зайца и горько улыбнулась: когда-то она считала его своим, потом подарила сестре.
Поля долго стояла у окна, глядя на размытую ливнем деревню. Дождь барабанил по крыше, шелестели листья старой яблони под частыми каплями, пронзительно пахло цветущей сиренью и мокрой землей. Над лесом все еще изредка погромыхивало, но без прежней ярости, летняя гроза подходила к концу.
