Сердце громко ударилось в ребра.
– Джон.
– Джон Смит, полагаю? – сухо заметила женщина. – Ну, если тебе хватает наглости лгать, думаю, твои дела не так плохи. – Она посветила Кэму в глаза каким-то маленьким фонариком и пробормотала: – Думаю, у тебя легкое сотрясение мозга. Сколько раз ты терял сознание после того, как тебя избили?
– Это был первый. – Кэм почувствовал, что краснеет под ее пристальным взглядом, и с трудом подавил желание съежиться. – Я так думаю. Я не уверен. Мне надо идти.
– Да, надо. В больницу.
– Нет!
Ужас придал ему сил, и он успел схватить ее за руку. В больнице начнутся расспросы, а потом явятся копы и социальные работники. И не успеет он оглянуться, как снова окажется в провонявшем мочой и пивом трейлере с мужчиной, для которого лучший отдых – избивать мальчишку в два раза меньше его самого.
– Я не поеду ни в какую больницу! Я не могу! Просто отдайте мою одежду. У меня есть деньги. Я заплачу вам. Я должен идти.
Женщина снова вздохнула.
– Назови мне свое имя. Настоящее.
– Кэм. Кэмерон.
– Кэм, кто это сделал с тобой?
– Я не…
– Только не лги мне! – резко сказала она. И Кэм не смог солгать. Ему было так страшно, что он чуть не заплакал.
– Мой отец.
– Почему?
– Потому что ему это нравится.
Стелла прижала пальцы к вискам, затем опустила руки и посмотрела в окно. Она увидела воду, уже по-летнему синюю, покрывшиеся густой листвой деревья, безоблачное высокое небо. И в таком прекрасном мире, подумала она, есть родители, избивающие своих детей только потому, что это им нравится! Ведь дети всегда под рукой, и никто не мешает избивать их…
– Ладно. Давай по порядку. У тебя кружилась голова? Темнело в глазах? Кэм осторожно кивнул.
– Кажется, да. Но я давно не ел.
– Рэй на кухне готовит завтрак. У него больше кулинарных способностей, чем у меня. Твои ребра в синяках, но не сломаны. Самое плохое – глаз, – тихо сказала она, осторожно касаясь кровоподтека. – Но, пожалуй, можно обойтись без больницы. Вымоем тебя, подлечим и посмотрим, как пойдут дела. Я все-таки врач. – Стелла улыбнулась и провела прохладной рукой по его лбу, пригладила волосы. – Педиатр.
– Но ведь педиатр – малышовый доктор!
– Ничего, с тобой как-нибудь справлюсь, крутой парень. Если понадобится, сделаем рентген. – Она достала антисептик: – Будет немного жечь, потерпи.
Когда она начала обрабатывать лицо, Кэм сморщился и с шумом втянул воздух.
– Зачем вам все это нужно? Почему вы со мной возитесь?
Стелла не удержалась. Свободной рукой она, как гребнем, провела по его темным лохматым волосам.
– Потому что мне это нравится.
Куины оставили его у себя. Вот так просто. Во всяком случае, так ему тогда казалось. Только через много лет Кэмерон понял, сколько трудов и денег они вложили, чтобы сначала официально взять его на воспитание, а потом усыновить. Куины дали ему дом, имя и все, ради чего стоило жить.
Восемь лет назад они потеряли Стеллу. Она умерла от рака, затаившегося в ее теле и пожиравшего его изнутри. И дом на окраине маленького приморского городка Сент-Кристофер навсегда покинули тепло и свет. По крайней мере, так казалось и Рэю, и Кэму, и двум его братьям – тоже бывшим беспризорникам.
Кэм уехал, стал гонщиком, участвовал в соревнованиях на чем угодно и где угодно. Теперь он гнал домой – к человеку, которого всегда считал своим отцом.
Он бывал в этой больнице бессчетное число раз: когда-то здесь работала мать, а потом лечилась от болезни, убившей ее. Однако никогда еще Кэм не чувствовал себя таким разбитым и растерянным,
Он подошел к регистратору и спросил, где лежит Рэймонд Куин.
– В блоке интенсивной терапии. Допускаются только члены семьи.
– Я его сын.
Камерон отвернулся и направился к лифту.
Ему не надо было спрашивать, какой этаж. Он знал это слишком хорошо.
Как только двери лифта открылись перед блоком интенсивной терапии, Кэм увидел Филипа.
– Насколько плохо? – спросил он, забыв поздороваться с братом.
Филип сунул ему один из двух стаканчиков кофе, которые держал в руках. Его удлиненное лицо было бледным и мрачным, золотисто-карие, светлые глаза потемнели от усталости. Обычно тщательно уложенные рыжеватые волосы были взлохмачены.
– Не знал, успеешь ли ты. Очень плохо, Кэм. Господи, я должен присесть на минуту.
Филип вошел в маленький холл блока и рухнул в кресло, слепо уставившись на экран телевизора, где показывали веселое утреннее шоу.
– Что произошло? – спросил Кэм. – Где он?
Что говорят врачи?
– Он ехал домой из Балтимора. Этан думает, что из Балтимора. Не знаю почему. Он врезался в телеграфный столб. Прямо в столб! – Филип прижал ладонь к сердцу: резкая боль вспыхивала каждый раз, когда он представлял себе эту картину. – Врачи говорят, что у него, скорее всего, произошел сердечный приступ или инсульт и он не справился с управлением. Но они не уверены. Он ехал быстро, Кэм. Очень быстро.
Филип почувствовал, как к горлу поднимается тошнота, и прикрыл глаза.
– Слишком быстро, – повторил он. – Им понадобился почти час, чтобы извлечь его из покореженной машины. Почти час! Фельдшера сказали, что он то терял сознание, то приходил в себя. Это случилось всего в паре миль отсюда.
Филип вытащил из кармана банку колы, открыл и сделал большой глоток. Он все время старался заблокировать в сознании картину катастрофы, сосредоточиться на настоящем, но у него это плохо получалось.
– Им удалось довольно быстро найти Этана. Когда он приехал, уже шла операция. Сейчас папа в коме. – Филип взглянул брату в глаза. – Врачи не думают, что он из нее выйдет.
– Бред собачий… Он же здоров как бык.
– Они сказали… – Филип снова закрыл глаза. Голова казалась пустой, и каждую мысль приходилось долго выискивать. – Очень тяжелые травмы. Обширные повреждения головного мозга. Его поддерживают аппаратурой жизнеобеспечения. Хирург… он… Оказывается, папа уже давно зарегистрировался как донор внутренних органов.
– К дьяволу, – еле сдерживая ярость, тихо сказал Кэм.
– Ты думаешь, мне хочется об этом думать? – Филип поднялся. Высокий стройный мужчина в мятом тысячедолларовом костюме. – Они сказали, что это дело, самое большее, нескольких часов. Ему искусственно поддерживают дыхание. Черт побери, Кэм, ты же знаешь, что мама и папа говорили об этом, когда она заболела! Никаких крайних мер. Они составили «завещания о жизни»[1]а мы игнорируем отцовское, потому что… потому что не хватает духу выполнить его волю. Кэм схватил Филипа за лацканы пиджака.
