Мужчина обогнал нас, и мы медленно поехали за ним. Он снова шел ссутулившись, но довольно быстро. Пару раз он оглядывался, но я не думаю, что он заметил нас.
— Он кажется таким одиноким. Одиноким и грустным, — сказала я.
После долгой паузы Джейк произнес:
— Ты не можешь судить об этом по тому, что ты видишь. Перед тобой всего лишь картинка, которую он для тебя нарисовал.
Это прозвучало так странно, что я удивленно взглянула на Джейка, однако он был сосредоточен исключительно на дороге. Он смотрел на мужчину, как филин на обреченную мышь.
— Я считаю, что многое можно сказать по тому, как человек себя ведет, когда думает, что его никто не видит. Я заметила грусть и одиночество.
— Я в это не верю. Думаю, что мы сами внушаем себе какие-то ощущения. Если ты бесчестен, то видишь в людях прежде всего их нечестность. Если ты хороший человек, то склонен находить хорошее и в других. Жесты, слова могут выдать ложь, но одного взгляда на человека недостаточно, чтобы определить его сущность.
Я задумалась.
— То есть ты хочешь сказать, что это я охвачена грустью, что это я ощущаю одиночество?
Снова наступила пауза. Темнота словно разъединяла нас.
— А разве это не так?
Я уже готова была возразить. От негодования у меня сами собой распрямились плечи. Но еще до того как слова возмущения готовы были сорваться с моих уст, я осознала, что он прав. Да, именно так я себя и чувствовала с тех пор как получила этот злосчастный конверт. Возможно, на подсознательном уровне я понимала, что я не до конца честна с собой. Я ничего не ответила Джейку, потому что меня охватила какая-то безнадежность. Джейк протянул руку и сжал мою ладонь. Я ответила на его пожатие, желая, чтобы он никогда меня не отпускал.
Джейк проехал мимо парка, повернул и остановился. Мы вышли. На этот раз я хорошо рассмотрела его машину. Это действительно был шикарный автомобиль.
— Нравится? — спросил Джейк, заметив, что я рассматриваю его машину.
Я улыбнулась в ответ.
— Знаешь, что говорят о парнях, которые предпочитают такие машины?
— Что? — отозвался он, подвигаясь ко мне.
— Что они таким образом компенсируют какую-то утрату.
— Ну что же, — произнес Джейк, притягивая меня к себе, — тебе виднее.
Кровь прилила к моим щекам.
— Да, пожалуй, это действительно так.
Он поцеловал меня, своим поцелуем зажигая огонек желания в моем сердце. Затем отстранился и погладил меня по щеке. Лукавое выражение на его лице сменилось серьезным.
— Все будет хорошо, — сказал он.
— Да, — согласилась я, хотя и не была в этом уверена. — Я знаю.
— Нет, ты не знаешь, — мягко возразил Джейк. — Я знаю. Пойдем.
* * *
Джейк и я прошли пару кварталов через парк, направляясь к тому месту, где я назначила Кристиану Луне, или кому-то, кто скрывался в том доме, встречу. Джейк спрятался в зарослях в ста футах от скамейки, где сидел незнакомец. Я прошла по тропинке. Мужчина испуганно повернулся, когда услышал мои шаги, и встал. Я остановилась, и он подошел ближе.
— Не подходите близко, — сказала я, когда нас разделяли пять футов. Я боялась.
Он был старше и меньше, чем я себе представляла, но это, безусловно, был мужчина с фотографии. В его глазах читалась настойчивость, густые брови придавали ему суровый вид, а губы были полными и чувственными. Мы смотрели друг на друга, словно нас разделяло стекло и видимость искажалась нашими же отражениями. Я не знала, что и думать. Я сказала себе, что сейчас во мне будет говорить страх. Что-то в его глазах, его подбородке казалось знакомым, но я понимала, что мои эмоции одерживали верх над разумом.
— Джесси, — произнес мужчина. В его голосе прозвучало облегчение, радость и печаль одновременно.
Он сделал шаг вперед, но я тут же отступила. Он приподнял руки, как будто надеялся, что я заключу его в объятия, но я лишь обхватила себя руками и отодвинулась еще дальше. Внезапно меня пронзила ненависть к этому человеку, ненависть за то, что он так похож на меня.
— Это вы ее убили? — спросила я.
Мой голос прозвучал так резко, что он отпрянул, как от пощечины.
— Что? — почти шепотом произнес мужчина.
— Терезу Элизабет Стоун. Это вы убили ее?
— Твою мать, — сказал он и сел на скамейку, словно не доверял своим ногам. — Нет.
Он опустил голову на колени и зарыдал.
Это было так неожиданно, что я не знала, как быть. Передо мной разыгрывалась настоящая драма. Я села на соседнюю скамейку и решила подождать, пока он не перестанет плакать.
Я не могла заставить себя посмотреть на него, успокоить его, но моя внезапная ненависть исчезла. Откинувшись на спинку скамейки, я посмотрела на небо, на котором уже зажглись звезды, и засунула свои замерзшие руки в карманы жакета.
— Вы Кристиан Луна? — спросила я, когда его рыдания затихли.
— Откуда ты все знаешь? — ответил он мне вопросом на вопрос.
— Это не имеет значения, — произнесла я.
Я понимала, что действую как-то слишком уж беспощадно, но не могла принудить себя проявить хоть чуточку снисхождения. Я ощущала себя, как жертва кораблекрушения. Больше всего меня поразило то, что его лицо оказалось так похоже на мое.
— Послушайте, — обратилась я к нему после минутной паузы. Он боролся с собой, не зная, что сказать. — Чего вы хотите от меня?
Я заметила на его лице разочарование и недоумение. Как бы он ни представлял себе этот момент, такой сценарий не приходил ему в голову. Воссоединение рисовалось ему как маленькая победа над временем, но я разрушила его ожидания.
— Чего я могу хотеть? Ты моя дочь, — удивленно произнес он. — Моя Джесси.
Он смотрел на меня умоляющим взглядом, но ему скорее удалось бы сдвинуть с места статую Свободы, чем смягчить меня.
— Вы не можете сказать этого наверняка, — упрямо повторила я, скрестив руки на груди, как судья. Лучшая защита — нападение, не правда ли? Мы можем спрятаться за осуждением, как за щитом, и возвыситься над остальными, держась отстраненно и сохраняя безопасную дистанцию.
Он рассмеялся.
— Посмотри на меня, Джесси. Какие тебе еще нужны доказательства?
Я не ответила. Он направился к скамейке, на которой я сидела, и я повернулась к нему. На этот раз я не отодвигалась, а он не пытался коснуться меня рукой.
— Если я Джесси, то что тогда произошло с Терезой Стоун? — спросила я. — Если вы ее не убивали, тогда кто это сделал?
Мужчина вздохнул.
— Я задавал себе этот вопрос тысячу раз. Вот уже тридцать лет он не дает мне покоя.
