Он только посмеялся бы надо мной, а я почувствовала бы себя глупой. Но вам, Хьюго, я могу сказать. Полагаю, что все изменения, происходящие с нами, объясняются исключительно влиянием на нас этой девушки, Аме.
— Но каким образом? — спросил он.
— Это трудно выразить словами; больше того, по-моему, она таким образом влияет на всех, с кем ей приходится общаться, они становятся лучше, чем были прежде. Например, если бы вы несколько недель назад сказали мне, что я должна буду поехать на прием с какой-нибудь девицей, к которой Себастьян проявляет явный интерес, я подумала бы о вас как о сумасшедшем. И потом, сколько бы я ни старалась, никак не могу возбудить в себе ревность к Аме. Это может показаться смешным, но тем не менее — сущая правда.
— Да я и не вижу ни одной причины, почему бы вы, Изабелла, стали ревновать к ней, — поспешно проговорил Хьюго. — Она влюбилась в Себастьяна. Это совершенно очевидно для каждого, кто увидит ее с ним, но вот о том, какие чувства к девушке испытывает герцог, я лично не имею ни малейшего понятия.
— То же самое я могу сказать и о себе, — ответила леди Изабелла, — но мы оба все-таки допускаем мысль, что он внутренне изменился. Но дело не в этом. Я молода, красива, и тем не менее мне приходится во многих отношениях играть второстепенную роль рядом с девушкой, которая моложе меня и более красива.
— Это не правда, — начал было Хьюго, но Изабелла остановила его, приложив руку к его губам.
— Сейчас нет никакой необходимости в вашей галантности, Хьюго, — проговорила она. — Мы знаем друг друга уже достаточно давно. Я была первой дамой в Лондоне и слишком хорошо знаю, какие знаки внимания оказывает общество. Так вот, Аме — первая дама Парижа.
Она, если вам это больше нравится, первая красавица, за которую провозглашается первый тост.
— Мне не нравится это выражение, — чуть ли не с гневом возразил ей Хьюго.
У Изабеллы брови взметнулись вверх.
— Это обижает вас?
— И в высшей степени. Я никогда не считал знаком уважения, если имя какой-нибудь женщины упоминается полупьяными щеголями из Сент-Джеймского клуба либо ее красота становится предметом для разговоров в кафе или за игорными столами.
И столько неподдельного негодования было в его тоне, что леди Изабелла взглянула на Хьюго в полном недоумении. Она ничего не сказала, и через некоторое время Хьюго заговорил уже извиняющимся тоном:
— Вы должны простить мою дерзость. Изабелла. Мои чувства не представляют для вас никакого интереса, и я не должен беспокоить вас.
— Напротив, мне очень интересно, что вы обо всем этом думаете, — возразила ему Изабелла Беррингтон. — Даже не знаю, чем вызвано ваше неудовольствие.
— Вы должны простить меня, мне не следовало говорить вам этого, — упорствовал Хьюго.
— Почему же не следовало? — удивилась леди Изабелла. — Ведь мы с вами старые друзья, познакомились в Мелине, тогда вы впервые оказались в поместье герцога.
Помню, я осталась ночевать накануне вашего приезда.
И хорошо помню, как горячо мы все поздравляли его светлость с выбором такого секретаря. Ваш предшественник с этой должностью не справлялся.
— И поэтому у меня появилась возможность оказаться не таким уж и плохим, — проговорил Хьюго, и в голосе его появилась горечь.
— Я этого не говорила, — поспешно возразила ему леди Изабелла. — Мы с удовольствием пригласили бы вас на эту же должность и к себе. Я всегда была очень расположена к вам, и вот теперь, к моему полнейшему удивлению, вдруг узнаю, что вы, оказывается, затаили против меня недобрые упреки. А если за меня и поднимают тосты какие-нибудь полупьяные щеголи, поверьте, это не моя вина.
— Нет?
Изабелла, не выдержав пристального взгляда Хьюго, опустила глаза.
— Ну, по крайней мере, не только моя. Буду честной и сознаюсь вам, что действительно получала удовольствие от всеобщего внимания к своей особе, от того, что шокировала своим поведением всех, кто рад был осудить меня.
Все были такими чопорными, ханжески стыдливыми и готовыми всегда отыскать зло даже там, где его и не было.
Хьюго встал из-за стола и подошел к камину.
— Я никогда не верил в то, что вы способны в действительности стать испорченной женщиной. Что я всегда отвергал в вас, так это то, как бессмысленно вы распорядились своими дарованиями, а также то, что у вас нет цели в жизни.
— Смешно, неужели я имела какой-нибудь талант? — воскликнула Изабелла.
— Да, имели, — с самым серьезным видом заверил ее Хьюго. — Не вспомните ли сейчас наш с вами спор в Мелине в первый год моего пребывания там?
— Тогда я была намного моложе, — поспешно проговорила леди Изабелла. — В то время мне не терпелось продемонстрировать всем свои знания, но очень скоро, переехав в Лондон, я поняла, что для любой женщины самым последним достоинством, которым ей надо обладать, является ум. Такие женщины мужчинам не нравятся.
— Да, это правда, и все-таки я всегда сожалел об этом, — со вздохом проговорил Хьюго.
— Вы, наверное, предпочли бы, чтоб я сидела и занималась вместе с вами греческой мифологией вместо того, чтобы танцевать котильон в Девоншир-Хаусе? — спросила она.
— По крайней мере, греческая мифология была бы предпочтительнее и даже более желательной, чем гонки в собственном тандеме к Севеноуксу или победа еще в какой-нибудь гонке с призовым фондом в тысячу гиней.
Это было одно из самых смелых для ее репутации приключений, за него она ухитрилась заслужить суровое порицание всех более или менее уважаемых вдов английского высшего света.
Услышав то, что сказал Хьюго, она вскрикнула и прижала ладони к щекам.
— Господи, умоляю вас, Хьюго, не напоминайте мне О той гонке: вы заставляете меня смущаться. Это был гибельный для меня поступок, и все-таки я в то же время испытала тогда и огромное удовлетворение. Но теперь вам придется гораздо меньше волноваться из-за меня, потому что я становлюсь старше. Сейчас уже нет ни малейшего желания участвовать в какой-нибудь гонке, я не хочу совершать поступков, подобных тем, которыми шокировала свет в последние два года. А правда заключается в том, что у меня возникло ощущение, будто я все, что можно, уже сделала в своей жизни. Скажете, может, это оттого, что я стала пресыщенной?
— Довольно разумное объяснение, — согласился с ней Хьюго. — Для разнообразия попробуйте почитать немного.
Вы наверняка могли бы отыскать в греческой мифологии источник, который вернул бы вас к активной жизни.
— Вы все-таки странный человек, Хьюго, — проговорила леди Изабелла. — Скажу без лишней скромности, что всегда считала вас одним из самых преданных своих поклонников, вместо этого вы оказываетесь одним из моих наиболее суровых критиков.
— Позвольте мне несколько изменить это определение, — возразил Хьюго. — Одним из ваших самых восторженных критиков.
