По дороге в Аламут мустауфи Камил сказал Насави:
– Вы можете требовать от них все, что угодно. Это уже не те исмаилиты, что прежде. Султана Джалала они боятся не меньше, чем татар. Только не требуйте от них одного, – встречи с Ала ад Дином, на это они не пойдут никогда.
– Отчего так, – спросил канцлер, – он, что уродлив, или глуп, или его не существует вовсе, и от его имени правит другой человек.
– У них есть правило. Существует определенный возраст, раньше которого их глава не может садиться на коня. Ала ад Дин еще не достиг этого возраста.
«Это правило, – понял Насави, – было известно Джалалу. Ибо напутствуя его он приказал ни в коем случае не соглашаться на посредничество.
В течении некоторого времени вельможи пытались уговорить Насави, он был непреклонен. Наконец Мухташам заявил, что они должны передать это требование Ала ад Дину, а покамест уважаемый гость может отдохнуть в отведенных для него покоях, его люди также будут определены на постой. Мухташам сделал неопределенный жест, словно испытывал неловкость, и добавил. – И еще, в целях безопасности, передвижение по крепости ограничено.
– Означает ли это, что я не могу покинуть ее, – спросил Насави. Недавнее посольство конийского султана Кей-Кубада, Шараф ал-Мулк удерживал больше месяца, не давая ни ответа, ни возможности уехать.
– Ни в коем случае, – ответил Мухташам, вы можете в любое время выйти из крепости, а для прогулок по крепости у вас будет провожатый.
Комната, отведенная канцлеру, единственным крошечным окном глядела в пропасть и на ближайшую скалу за ней. В комнате ничего не было кроме ковров и подушек. По требованию Насави ему принесли низенький столик. Он захватил с собой сумку и сейчас был даже рад неожиданно возникшей проволочке, дающей возможность разобрать накопившиеся бумаги. Мустауфи Камил жил в соседней комнате и заходил к нему, чтобы позвать на прогулку. Для этой цели им отвели небольшую часть крепостной стены, с которой открывался прекрасный вид на соседние вершины. Насави подолгу стоял и любовался ими, расспрашивая Камила об исмаилитах. Мустауфи отвечал неохотно, кое-что, рассказывая, но чаще делая страшное лицо, показывая, что об этом лучше не говорить. Когда канцлер спросил его о фидаинах. Камил сказал, закрыв губы ладонями: «Они могут убить кого угодно».
– Это я уже знаю, но за что?
– За деньги. Это основная статья их дохода. Конрад Монферрат, король Иерусалима был убит двумя фидаинами, переодетыми в христианских монахов, по просьбе Салах ад Дина[102] и за большие деньги.
Насави хотел еще о чем то спросить, но мустауфи умоляюще сказал: «На обратном пути я расскажу тебе, все что знаю, а сейчас давай о другом о чем-нибудь поговорим.
На третий день, когда наступила ночь и Насави уже готовился ко сну в комнату вошел слуга и позвал его на аудиенцию к Ала ад Дину. Камал уже ожидал его в коридоре. В сопровождении хаджиба они спустились во двор, а затем выйдя из крепости, стали подниматься в гору. Ночь была довольно темной, единственным источником света был снег лежащий на соседних вершинах. «Они из всего устраивают представление,» – с раздражением подумал Насави. На высоте дул сильный холодный ветер и он пожалел, что не оделся теплее. О том, что встреча произойдет вне стен крепости, его предупредить никто не подумал. Гора была вполне обитаемой, там и сям виднелись фигуры дозорных, которых выдавал холодный блеск копейных наконечников. Два дня назад, едучи в крепость он никого не заметил. Видно ночью они не считали нужным скрываться.
На вершине горы на разостланном прямо на земле ковре, сидели несколько человек, один из которых был посажен выше остальных. Насави понял, что это и есть старец горы. Этим титулом называли главу исмаилитов, невзирая на его возраст. Нынешний шейх аль-джебель наследовал престол три года назад девяти лет от роду. Насави приветствовал его и сел на предложенное место. Имад Мухташам, сидевший по правую руку от своего господина, предложил зачитать послание хорезмшаха. Насави понял в чем был смысл этой встречи. Ночью, на горе. В темноте нельзя было разобрать ни одной буквы. Его пытались провести. Детская шалость, да и только. Исмаилиты не учли того, что послание составлял лично Насави, как и все важные письма султана. Канцлер по памяти прочитал первый пункт, это было требование возобновить чтение хутбы с именем хорезмшаха, так как это было во времена великого султана Мухаммада, отца Джалала.
– Речь не может идти о возобновлении, так как такая хутба никогда не провозглашалась, – возразил Мухташам. Насави полез в сумку, предусмотрительно захваченную с собой, извлек оттуда бумагу и протянул ее вазиру.
– Что это, – спросил Мухташам?
– Это свидетельство кади Муджира, которого султан посылал к вашему отцу с требованием читать хутбу, и она провозглашалась.
Насави говорил, обращаясь непосредственно к Ала ад Дину. Вазир развернул письмо, некоторое время, попавшись на собственную уловку, силился в темноте разобрать почерк судьи.
– Это ложь, – наконец заявил Мухташам.
– Вы обвиняете хорезмшаха во лжи, – спокойно осведомился канцлер.
– Ни в коем случае, – воскликнул вазир, – кади лжет, а султан введен в заблуждение.
– Мы можем спросить человека живущего в Ираке, – предложил Насави, он вазир наместника султана.
– Пусть говорит, – согласился Мухташам. Взоры обратились к Камилу, но тот совершенно потерялся, запинаясь, силился что-то произнести, но выходило что нечленораздельное.
– Не будем терять времени, – сказал Насави.
– В каком смысле, – спросил Мухташам?
– Оставим этот вопрос открытым и перейдем к следующему.
– Извольте.
– Султану известно, что вы отправили посла к татарам, он желает знать обстоятельства этого посольства. Чтобы затем высказать свое мнение.
Насави полагал, что исмаилиты станут отрицать этот факт. Но Мухташам сказал:
– Султан знает, что наши земли граничат с татарами, и мы должны вести переговоры с ними. Но из этого не следует, что наше посольство имело цель причинить ущерб вашему государству. Мы просто хотим отвести беду от нашей страны. Если султан убедиться в обратном, пусть пристыдит нас и воздаст нам как пожелает.
Насави все ждал, что Ала ад Дин возьмет инициативу в свои руки, и будет вести переговоры. Несмотря на то, что Насави всякий раз обращался к нему лично, на вопросы отвечал Имад Мухташам. Глава исмаилитов лишь повторял его слова, ничего не прибавляя от себя.
– Вы обязаны, согласно условиям мирного договора, выплачивать ежегодно тридцать тысяч золотых динаров, но в прошлом году прислали только 20 тысяч. – Восклицал, помня о дерзости, Насави.
– Шарф ал Мулк уменьшил нашу дань на 10 тысяч динаров, – возражал Мухташам, – у нас есть документ подтверждающий это, скрепленный его подписью и печатью.
