Затем я Павла склонила заняться гимнастикой, что, надо честно сказать, у него получилось гораздо лучше. Да к тому же он нечаянно задел прядь волос женщины и тем самым приоткрыл ее ухо с сережкой. Так и есть, три малюсеньких сапфирчика.
– Памела! – уже не сомневалась я. – Узнаю сережку. Мы еще говорили о сапфирах. Одним они приносят счастье, другим наоборот.
– Ей, похоже, наоборот…
– Возвращаемся.
Дома Беата уже пришла в себя и даже готовила Алиции кофе. Себе тоже. Мы же с Павлом дружно хлопнули коньячку.
– Завтра куплю бутылку, – мрачно пообещала я. – Алиция, мне очень неприятно, но тут решение зависит лишь от тебя. В твоем саду лежит Памела, совсем мертвая, не знаю почему, никаких телесных повреждений на ней не заметно.
– Так ведь темно… – пыталась отбрыкаться Алиция.
– Павел посветил. Может, сердечный приступ…
– В моем саду?
– А чем твой сад нехорош? Получше любого другого места, когда, скажем, человек падает от инфаркта. Если мне предстоит где-то от него упасть, я бы предпочла столь же приятное место.
– Ну не идиотка ли?
– Это само собой, но сейчас необходимо срочно что-то предпринять, и мне видятся следующие возможности…
Я перечислила уже вышеназванные варианты, прибавив скорую, а также вывоз Памелы в багажнике – и мой, и Павла были достаточно просторны – с последующим утоплением в море. Сердце пронзила жалость к Павлу. Вот не повезло Павлу! Он ведь моложе обоих моих сыновей и вечно впутывается в Алицины катаклизмы, а тех судьба хранила – Алицины неприятности всегда обходили их стороной. Искоса взглянула на Павла. Вроде бы не выглядит очень уж несчастным, похоже, даже рад неожиданному развлечению. Ну, это я уж слишком, просто парень держится молодцом и старается подбодрить совсем павшую духом Беату.
Алиция по-прежнему тупо пялилась в непроглядную даль сада.
– И какая нелегкая занесла ее в мою клубнику? – вслух рассуждала она. – Вот вызову я легавых, им же надо что-то сказать…
Мы принялись усиленно думать, что бы такое умное сказать датской полиции.
Опять начал Павел. Не очень уверенно, но предложение высказал:
– А мы… того… компост выбрасывали.
С сомнением глянув на переполненное ведерко компостных отходов, стоявшее в углу кухни, Алиция усомнилась, как я понимаю, представив себя на минутку полицейским:
– Сейчас? Среди ночи? В такую темь?
– Потому как было уже переполнено, – пояснил для полиции Павел.
– И сейчас переполнено, – открыла я Америку.
– В таком случае придется вынести в компост, – продолжала рассуждения Алиция. – Вдвоем понесете? Оно такое тяжелое?
Тут наконец во мне пробудился мой преступный инстинкт. Думай, думай! И долой банальности вроде Америки.
– Что касается компоста, она лежит неправильно, – твердо заявила я. – С ведерком Павел пошел бы по левой стороне, если, конечно, принять, что пошел один…
– А следы? – жалобно напомнила Беата.
Следы потом натоптали, потому что все мы кинулись смотреть. Не в этом дело. Какого черта он пошел справа? Для кухонных отходов ведь заведен специальный компостный ящик, и стоит он слева. Надо придумать причину. Убедительную. Ага, придумала! По левой стороне там совсем темно, ну ни зги не видно, деревья весь свет заслоняют, он бы в темноте потоптал клубнику, репьи, клевер, папоротники… что там у тебя еще есть? Да, и еще большая куча какой-то зелени, вот он и стал ее обходить, посвечивая себе фонариком. И осветил ее волосы. Отлично! Волосы у нее рассыпались просто замечательно, лучше не придумаешь. Посветил, значит, увидел, был потрясен…
– А что с ведерком? – перебила меня на редкость внимательно слушавшая Алиция. – Ведерко ему не мешало бы уронить.
– Правильно, сейчас уронит. Роняет, значит, ведро и мчится к нам с информацией. Мы все подхватываемся и бежим смотреть… Алиция, ты тоже. Даже если поначалу ты сидела в нужнике, к этому времени должна уже оттуда выйти. Пока ты вылезала, спускалась… вот почему мы с Беатой оказались там первыми, а ты притащилась после нас.
– Ты уверена, что они и очередность установят?
– Никаких сомнений. Если Памела померла сама по себе, может, и не станут трудиться, но если выяснится, что женщина погибла насильственной смертью, уж они поднатужатся и сделают все возможное для выяснения причины. Уголовное следствие – дело серьезное.
– Так мне обязательно идти в сад? – опять сникла хозяйка.
– Сама подумай. Да разве найдется на свете человек, который звонит полиции о мертвом теле в своем саду, предварительно лично не убедившись в этом?
– Ладно. А какие альтернативные предложения?
Я задумалась, и почему-то собственные мои прежние варианты вдруг мне разонравились.
– Вывезти с твоего участка? Тогда уж сразу подальше, к морю. А я не очень хорошо знаю ваше побережье, да и впечатление оно производит нехорошее, слишком уж залюдненное…
– Чего слишком?..
– Ну, населенное. Бросить в чистом поле? Разве такие имеются в Дании? А даже если где и найдется безлюдная окрестность, при обнаружении трупа сразу пустят в ход полицейского пса, а тот, не сомневайся, приведет их прямехонько в твой огород. И уж тогда, гарантирую, вспыхнет пожар в борделе. Закопать в твоем компосге? Тот же пес найдет, унюхает, не взирая на все прочие компостные составные. А может, у датских полицейских нет собак?
Алиция нехорошо выразилась и встала.
– Ну и темнота! Учтите, что в такую темь я, как тот грузинский ученый.
– При чем здесь грузинский ученый? – не поняла Беата.
– Алиция, зачем выражаешься, развращаешь молодежь? Это только наше поколение слышало о докторе Гувновидзе. И сейчас не до смеху. [2]Павел, ведерко урони поинтеллигентнее, поумнее то есть, а если упадет плохо – все равно не поднимай.
Повел Алицию Павел. Мы с Беатой остались дома.
– И какая нелегкая понесла вас туда? – недовольно поинтересовалась я. – Другого места не нашли?
– Да ведь тут все страшно обустроено, свободного местечка не найдешь, – попыталась оправдаться Беата.
Я тяжело вздохнула. Ну что мне еще оставалось?
Беата не выдержала:
– Слушай, не осуждай нас так уж… Я вовсе не собираюсь разбивать две семьи, Павел тоже, но что я сделаю, если меня так кошмарно к нему тянет?
– И взаимно, – пробурчала я.
– А тут в доме… все травмированы звуками, к каждому шороху прислушиваются…
