Беверли высунула язык и облизнула сосок Колдвела, умудрившись одновременно отрицательно покачать головой.
— Люди начали находить эти камни, отличавшиеся от всех остальных, еще тысячи лет тому назад. Китайцы называли их влюбленными камнями, потому что они как будто целовались друг с другом. — Колдвел вспомнил, как фыркали его ученики, когда он им об этом рассказывал, те самые мальчишки, которые робко опускали глаза всякий раз, когда он демонстрировал им схему репродуктивных органов. — Моряки обнаружили, что стоит положить эти камни на кусок дерева и спустить его на воду, как камень точно укажет на Полярную, путеводную звезду. Магнетит — это то, что мы сегодня называем магнитом. Но не каждый кусок магнитного железняка обладает этими свойствами. У него должна быть определенная кристаллическая структура. — Эти подробности мистер Колдвел обычно пытался осторожно обойти. И хотя он знал, что имеется в виду микроскопическая структура, он всегда представлял себе отшлифованные камни с таким же количеством граней, как хрусталь в люстре бального зала. — И это еще не все, — добавил Колдвел. — Для того чтобы магнитный железняк стал магнитом, в него должна попасть молния.
Беверли опустилась на колени и рукой направила пенис Колдвела себе в рот. Колдвел тоже открыл рот, хотя еще не знал, что именно хочет сказать. Возможно, что-то по поводу тщетности подобных попыток. Возможно, он хотел процитировать тонкое наблюдение Хестер о том, что у него проблемы с гидравликой. Но прежде чем он успел что-либо произнести, его член начал набухать. Он прислушался к налетавшему порывами ветру и замер.
Беверли обхватила Колдвела за бедра и чуть привстала, следуя за его все более круто поднимавшимся членом. Она убрала язык и прикоснулась к нему зубами, после чего принялась двигать головой из стороны в сторону, балансируя на грани причинения боли, но не причиняя ее.
И в это мгновение у Колдвела возникла мысль, хотя ее и нельзя было назвать неожиданным откровением. Она сопровождала его все эти годы, усаживаясь напротив него за стойками баров и укладываясь на соседнюю постель в стерильных гостиничных номерах. Все это время Колдвел старался не обращать на нее внимания и лишь стыдливо опускал глаза при ее появлении. А всякий раз сталкиваясь с ураганом, он старался отстраниться от этой мысли как можно дальше. И чем сильнее был ураган, тем больше он увеличивал дистанцию в надежде, что когда-нибудь ему доведется столкнуться с ураганом такой силы, который разлучит его с этой мыслью навсегда.
Как нетрудно догадаться, это было просто осознание того, что он очень любил свою жену Джейм. И Энди был плодом этой любви.
И тут в коттедже «К» что-то произошло. Откуда-то раздался низкий гул почти на уровне инфразвука, и ярко-голубой свет пронизал стены, проникая внутрь через щели. Все стало лазурно-голубым — волосы Беверли, ее рука, сжимающая его член, и даже сам воздух. А затем коттедж содрогнулся, причем настолько сильно, что мебель сдвинулась со своих мест. Колдвел напряг слух и вдруг начал судорожно вдыхать воздух с ритмичным отчаянием рыбы, выброшенной на берег. Беверли отпустила его член и тоже сделала несколько глотков воздуха Похоже, она лишь в этот момент обратила внимание на голубоватое сияние, разлившееся по комнате. Постепенно оно распалось на легкие завихрения, и эти аквамариновые пряди начали просачиваться наружу.
— В нас попала молния, — промолвил Колдвел.
— Ты так считаешь? — Беверли подалась назад и опустилась на кровать. Она раздвинула ноги, откинулась и улыбнулась Колдвелу. — Тебе хорошо?
— Да, — кивнул Колдвел. — Это значит, что мы превратились в целующиеся камни.
5
Мейвел принес оборудование, размещавшееся в несообразно смехотворном зеленом пластиковом чемодане. Он снял бейсбольную кепку и натянул зюйдвестку, завязав ее под подбородком аккуратным узлом. Затем Джимми Ньютон вручил ему передатчик и компьютер, подсоединеные к видеокамере, что означало, что оба будут связаны и должны держаться друг от друга на расстоянии не более чем восемь футов.
Перед тем как выйти, Мейвел остановился перед Полли, как школьник, демонстрирующий себя матери.
— Я скоро, — произнес он.
— Мне тебя будет не хватать.
Мейвел открыл было рот, чтобы что-то добавить, но так и не придумал, что именно. Он кивнул, подмигнул Полли и повернулся к Джимми.
— Ну, пошли, Ньютон.
Джимми задержался около стола, за которым сидели Гейл и Сорвиг.
— Увидимся, ребята, — бросил он им.
Девушки кивнули и осторожно улыбнулись, потому что этот тип был законченным сумасшедшим. Во-первых, он одержим своими ураганами. А во-вторых, он здесь единственный подходящий парень (что доказывает, как они были не правы, решившись на эту поездку) и при этом не проявляет к ним ровным счетом никакого интереса. И не то чтобы у кого-либо из них была завышенная самооценка, но они вполне заслуженно угодили на это светопреставление.
Каждая считала, что инициатором поездки была другая, но обсуждать это уже не имело смысла. Они вместе ходили к агенту по туризму — довольно симпатичному молодому человеку, которого звали Шлемой — что страшно смешило и Гейл, и Сорвиг, ибо напоминало им сомнительный анекдот и они представляли себе его член с огромной головкой, напоминающей шлем. Как бы там ни было, они заявились к нему в обеденный перерыв и принялись перелистывать глянцевые буклеты, в которых рекламировались курорты с названиями типа «Солнце и чувственность». Именно к этому девушки и стремились. И расположены все эти курорты были на островах, названия которых были известны Гейл и Сорвиг. Буклеты изобиловали фотографиями отдыхающих на пляже, в бассейнах и на танцплощадках. Шлема объяснил, что и сам бывал во многих из этих мест и это было здорово. «Там все время что-то происходит», — повторял он, и подруги истолковали это как необузданное сексуальное буйство с такими же парнями, как он сам, обладающими огромными мясистыми членами. А потом одна из них (каждая считала, что это была не она) протянула руку и взяла грязноватую листовку, отпечатанную на мимеографе, на которой сообщалось о курорте Урез Воды на никому не известном острове под названием Банка Дампиера.
Все здание скрипело и стонало. Ветер рвал фанеру, которой были заколочены окна. Несмотря на отсутствие видимых расщелин, дождь заливал внутрь, и пол ресторанного зала уже был покрыт узором из луж. Гейл и Сорвиг могли видеть это со своих мест. Полли боролась с ними с помощью половой тряпки, но как только она вытирала одну, на ее месте тут же появлялась другая. Полли сама уже была мокрой насквозь, однако продолжала трудиться с немыслимым усердием.
— Идите сюда, присядьте, выпейте что-нибудь, — окликнула ее Гейл.
— Да, все равно от этого нет никакого толку, — поддержала ее Сорвиг.
— Надо поддерживать порядок! — откликнулась Полли. — Стоит опустить руки, и все выйдет из-под контроля.
Впрочем, все уже шло наперекосяк. Стены стонали так, что, казалось, громче уже невозможно, и тем не менее каждый следующий звук был еще сильнее. Гейл и Сорвиг уже пережили свой страх и оставили его далеко позади. Теперь все внутри у них словно онемело. Все чувства сжались в один бесформенный комок, затаившийся где-то внизу живота. Обеим оставалось только гадать, выдержат ли стены напор ветра, но выяснить это было не у кого. Но с другой стороны, какой смысл был бы строить это здание, если оно не могло выполнить своего непосредственного предназначения, а именно служить защитой от дождя и ветра? Дома и существуют для того, чтобы защищать людей от ненастья. И где это слыхано, чтобы непогода представляла собой смертельную угрозу для человека? Гейл и Сорвиг жили в Нью-Йорк-сити, где по вечерам на улицах появлялись целые орды садистов с самыми жуткими намерениями. Но и там им удалось остаться в живых, а теперь их жизни угрожал такой пустяк.
