А сейчас главное, чтобы ее не тошнило. Иначе сразу поймут. Пока, слава тебе господи, не тошнит. А жевать мел и сосать гвоздь можно втихаря, лишь бы Платоша не увидел!
* * *
Вечером в комнату Надежды постучалась баба Капа. Не дожидаясь ответа, открыла дверь и зашла с подносом, заставленным тарелками и чашками.
Надя не успела шмыгнуть в постель, только потянула на себя одеяло, чтобы создать видимость беспорядка — будто она лежала в кровати.
— Подсоби мне немножко, Надюша, раз ты не в постели. Принесла ужин и сама с тобой покушаю. Чайник только включи. Потом попьем чай.
Надя приняла у бабы Капы поднос, проворно расставила на столе тарелки, чашки с блюдцами.
— Тетя Капа, так мы целый пир сегодня устроим? А Платоша уже уснул?
— Уснул. Еле его уговорила. Все порывался тебя проведать, сказку досказать. Пообещала ему, что завтра ты будешь здорова и послушаешь его сказку.
Они не спеша пили горячий чай с мятными леденцами. Их принесла баба Капа, полагавшая, что мятные конфеты помогают от всех болезней. Особенно — нервических.
— Ты, дочка, крепко переволновалась. Впервые с родным отцом с глазу на глаз поговорить… это какие же нервы надо? Вот и заболела. — Баба Капа отхлебнула очередной глоток чая и авторитетно продолжила: — У человека все болезни от нервов идут. Я это хорошо знаю, на себе испытала.
Надежда пила чай и очень боялась, чтобы ее не стало мутить. Ведь бабу Капу не проведешь — сразу догадается! А Капитолина Ивановна, устремив мечтательный взгляд на натюрморт, висевший на стенке, предалась воспоминаниям.
— Хотела давно с тобой поговорить. Немножко о себе рассказать. Затем, чтобы ты не наделала столько глупостей, сколько натворила их я… Вот тебе первый пример — ты живешь в этом доме, как монашка. Так же, как и я. Но я-то — старая. А у тебя жизнь еще впереди! Ты же никуда не выходишь, подруг у тебя нет (хотя, может, и к лучшему!), света божьего не видишь. Никуда это не годится! Понятно, сейчас не время, траур. Но, даст бог, закончится, и давай начинай жить! Как и положено молодой девушке. — Баба Капа помолчала, затем с горечью продолжила: — У меня-то молодость очень быстро закончилась. Сама ее закончила — убежала сюда, в город, и на старости лет оказалась одинокой.
— А почему убежали, тетя Капа? От кого? Вам кто-то угрожал?
— Никто не угрожал. Убежала от своего парня, которого любила. Беременна была от него.
— Так зачем убежали, если и «беременна», и любили?!
Баба Капа задумалась. Было видно, колеблется: рассказывать ли дальше? И все-таки решилась!
— Изменил он мне, дочка. Да так подло… Он ведь знал о моей беременности. Должны были подавать заявление в загс. Всем родственникам объявили. И вдруг послали его на две недели в командировку, в соседний поселок. Там тянули новую электролинию. Он у меня был электрик. На постой его определили к одной бойкой молодухе. Так он с ней все две недели и прожил, как с женой… Она потом к нам в поселок к нему приезжала. А он ее прогнал. Конечно, просил у меня прощения. На коленях просил. Но я не простила… Если бы меньше любила, может, и простила бы.
Она замолчала, а Надя не знала, как отвлечь женщину от печальных воспоминаний. Пока придумывала, Капитолина Ивановна продолжила.
— А сейчас, на склоне лет, себя не могу простить. Я ведь, Надюша, от ребеночка своего избавилась! Вот какой душегубкой оказалась! А срок-то уже большой был. Повредилось там у меня все внутри. Но меня сразу предупредили — рожать больше не смогу.
Вот такие у меня дела. Тебе об этом давно хотела рассказать. Затем, чтобы не повторила мою ошибку. Молодая девушка может забеременеть, что же тут удивительного? Ну и рожай! На то бог и посылает, чтобы рожать. И никого не надо бояться!
Надя слушала, затаив дыхание. Будто все о ней баба Капа рассказывала! Она ведь тоже своего первого ребенка истребила. Тоже — душегубка. Но Бог послал ей прощение. Она не признается никому о своей беременности, чтобы не навредить ее маленькому. Надежда должна охранять его, коли на нее такая милость снизошла! Мысль мелькнула: «А может, бабе Капе признаться?» Но как мелькнула, так и улетучилась. «Не надо! Решила беречь в тайне свое сокровище, значит, так и будет!»
Меж тем Капитолина Ивановна засобиралась уходить. Составляла на поднос посуду, чтобы унести на кухню, и продолжала наставлять Надежду.
— Смотри, дочка, если душа не лежит к человеку — не насилуй себя. Ничего из этого не получится. Опять-таки по себе знаю. Конечно, рискуешь. Можешь и не встретить того, кого твоя душа жаждет. Вот как у меня получилось. Сватались-то многие, когда здесь уже в городе жила. Я ведь поначалу у других хозяев служила десять лет. Они в Америку уехали. Долго уговаривали с ними поехать… Да не захотела я. Перед Богом как-то боязно бросить родную землю, податься за моря-океаны… — Погрустневшая баба Капа помолчала и подвела черту: — Так вот о тех, кто сватался, душа их не принимала. Капризная у нас, женщин, душа, Надя. Глядишь, прикипит к какому совсем негодящему, прости господи! — и не оторвать. Пойду я, Надюша, спокойной ночи. Еще что скажу: если не любишь парня — не обнадеживай. Найди смелость сказать. Знаешь, кого имею в виду. Все, пошла, закрой за мной дверь.
После ухода Капитолины Ивановны Надежда тихонько зашла в детскую. Мальчик спал спокойно. Из-под одеяла предательски виднелась рука тряпичной куклы — Платошка продолжает сочинять сказку про девочку, к которой вернулся папа.
Надя бесшумно вышла, плотно прикрыв за собой дверь.
Еще по дороге из поликлиники девушка надумала позвонить сегодня Виктору. Испугался мужик, даже в другой город сбежал. Главное — ребенка бросил! Успокоит его сегодня Надежда.
Она зашла в свою комнату, села поудобней на диване и, глубоко вдохнув, нажала на мобильнике: «Виктор Шмелев». Когда Надя уезжала с Платоном и Володей в деревню, Виктор Андреевич собственноручно забил в ее телефон свой номер.
Ровные гудки вызова несколько успокоили ее, и она покорно ждала, довольная, что телефон Виктора не отключен. В трубке прозвучал голос: «Да, Надя, я слушаю!»
Она ждала ответа, для этого и звонила. Но голос в трубке оказался внезапным, как снег на голову… Она даже оглянулась вокруг в поисках поддержки — никого, кроме нее, не было.
Осипшим, незнакомым голосом Надя начала говорить. Получалось совсем не то, что так старательно много раз придумывала. Да она и забыла все, как только услышала его голос! А говорить надо, она же сама позвонила!
— Виктор Андреевич, я хочу извиниться. Простите, пожалуйста!
«Бог мой, что я плету?! Лишний раз напоминаю о пощечине? Мол, извини, что залепила тебе в…» Понятно. На том конце провода (впрочем, сейчас нет проводов) было молчание. Значит, еще ее подача. Ладно, идем дальше.
— Виктор Андреевич, для всех нас главным является ребенок. Ради него забудем все плохое. Оно уже ушло в прошлое. Пусть дальше у нас сохранятся ровные, деловые отношения. И, пожалуйста, не избегайте Платошку. Тяжело маленькому в одночасье лишиться и мамы и папы. Я обещаю вам, вы с Платошкой будете общаться без меня. И вообще, если не хотите, мы можем с вами не видеться. Капитолина Ивановна сказала, что вы уехали на целый месяц. Поверьте, для ребенка это слишком долго, быть без папы.
