Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 115
«Правда» была любимым аргументом Элли, но она не всегда видела целого слона. Даже если она говорила об Арти «правду», это была не вся правда.
Арти рассуждал так:
– У нас есть преимущество. Нормальные убеждены, что мы таим в себе некую высшую мудрость. Даже какой-нибудь занюханный клоун-карлик, с их точки зрения, очень умен, просто хорошо маскирует свой ум за дурашливыми ужимками. Цирковые уроды, они как совы, которых мифологизируют в холодную, безгрешную объективность. Нормальные думают, наше соприкосновение с привычной им жизнью условно. Мы им видимся как исключительные создания, не подвластные искушениям и порокам, стоящие выше мелочной суеты. Даже наша ненависть возвышенна и благородна в их тусклом, обыденном свете. И чем больше наше уродство, тем сильнее наша мнимая святость.
Помнится, я впервые услышала от Арти подобные речи в тот редкий вечер, когда у него не было представления. Он тогда слег с воспалением среднего уха. Пока остальные работали, я сидела с Арти. Он полулежал на откидном диване в общем семейном фургоне, ворочался с боку на бок, давил рассыпавшиеся зерна попкорна и говорил, почти не умолкая, лишь иногда залезал лицом в миску с попкорном или потягивал через соломинку горячий шоколад. Я смеялась, потому что вокруг его глаз размазалось масло, пока он излагал свои бредни.
Я была совершенно раздавлена, когда Арти отстранил меня от Оракула. Изначально именно я собирала карточки с вопросами зрителей, поднималась на сцену и прикладывала выбранную мною карточку к стенке аквариума. Арти опускался под воду, пуская пузыри, читал, что там написано, а потом резко выныривал и отвечал. Но вскоре Арти решил, что возьмет в ассистентки кого-нибудь из рыжих девчонок. Он провел кастинг, заставив рыжих пройти хихикающей колонной вдоль их спального фургона, одетых в шорты и лифчики, чтобы он выбрал ту, у кого лучше фигура. Считал, публика станет больше уважать его, если с ним будет работать красивая девушка.
– Они станут гадать, пялю я ее или нет, решат, что пялю, и подумают, что я, наверное, настоящий мужчина, если такая красотка дает мне, уроду. А если со мной будет работать Оли, они решат, будто мы с ней два сапога пара.
Я по-прежнему ухаживала за ним после каждого представления, но обиделась и долго не смотрела его выступления.
Водяной мальчик опять изменился. Поначалу отвечал только на обобщенные, однотипные вопросы, пронизанные растерянностью, горечью и тоской, заключенной в быстрые неразборчивые закорючки на картонных карточках размером три на пять дюймов. Потом вообще перестал отвечать на вопросы и просто высказывал публике то, что хотел до донести до их ушей. Сам Арти называл это свидетельствованием.
Арти хотел донести до публики, что все они, сидящие в зале – жалкие, гормонозависимые насекомые, и если у них все так плохо, то, наверное, и поделом. Но он, Водяной мальчик, относится к ним с пониманием и сочувствием, потому что крепче духом. Для меня это звучало именно так, но зрители в зале, возможно, слышали нечто иное, поскольку внимали ему, затаив дыхание, и им, кажется, нравилось упиваться жалостью к себе. Можно подумать, что подобный настрой отнюдь не способствовал цирковому бизнесу, но все было наоборот. Зрители, выходившие из шатра Арти, с головой погружались в мишурное веселье парка аттракционов – и тратили там больше денег, чем все остальные, – словно в угрюмой решимости устроить себе маленький праздник и приобщиться к незамысловатым радостям нездоровой «мусорной» пищи и ярко раскрашенных каруселей, утешиться после мучительной правды о себе, которая только что им открылась.
Арти много размышлял об этом. Иногда делился со мной идеями. Только со мной, потому что я боготворила его и была пустым местом.
– Кажется, я придумал, что надо делать. Люди приходят в цирк и платят за то, чтобы их поразили и напугали. И вот они поражаются, или пугаются, или и то и другое. Знаешь, что их еще привлекает? Надежда выиграть приз, сорвать крупный выигрыш в лотерее, встретить девчонку или попасть точно в мишень на глазах у приятелей. В цирке мы называем это удачей или хорошим шансом. Но это, по сути, и есть надежда. Надежда – хорошее чувство, и в ней всегда присутствует доля риска. Ведь надежда может и не сбыться. Ты надеешься, что твоя престарелая тетушка сыграет в ящик и оставит тебе в наследство все свои денежки, но она может оставить их кошке. Может, у тебя не получится попасть в мишень или выиграть плюшевую собаку. Всегда есть риск потерять деньги или выставить себя идиотом. Но кто не рискует, тот не пьет шампанского. Кстати, на том же построена и религия. Вся разница в том, что религия поражает гораздо больше, чем даже Цыпа или близняшки. И пугает намного сильнее, чем американские горки, комнаты ужасов и лодочки-самолеты. Страх тоже связан с ней. Надежда, которую дает религия, – отборная, первостатейная, поскольку риск чрезвычайно велик. Да, беда! Но я над этим работаю. Поражать я умею. Напугать – без проблем. Но мне необходимо определиться с надеждой.
Арти поручил антрепренерам заказать для него отдельные рекламные листовки и распространять их в церквах. «Утешение!» – объявляли они огромными буквами. «Артуро, Водяной мальчик». Ниже было расписание с датами и названиями городов. Хотя Арти никогда не говорил о Боге, о высшей воле и загробной жизни, к нему начали приходить религиозные люди, целыми приходскими группами. В обедневшей унылой провинции, где земля уже ничего не рождала, закрывались заводы и фабрики, в цирк стекались толпы людей, не обращавших внимания на завлекательные огни парка аттракционов и направлявшихся прямиком к шатру Арти. Они покупали билеты, рассаживались на трибунах и сидели в ожидании начала его представления. Когда представление заканчивалось, уходили все вместе, не глядя по сторонам.
– Слишком бедные для развлечений, – говорил папа.
– Даже если у них есть всего один доллар, он будет моим, – замечал Арти.
Но его привлекали не деньги. Не только деньги. Больше всего ему нравилось, что люди, которые никогда в жизни не пошли бы цирк, являлись туда исключительно ради него.
Мама была довольна.
– Арти расправляет крылья! – восклицала она, мечтательно глядя вдаль.
Но размах его крыльев простирался гораздо дальше трибун собственного шатра. Он все крепче и крепче брал под контроль весь цирк целиком. Уже не таясь, отдавал распоряжения и вел себя по-хозяйски.
Глава 10
Танец со змеями – все безупречно
В том году мне исполнилось одиннадцать лет, Цыпе – шесть, близняшкам – четырнадцать, Арти – шестнадцать, и он торопился.
Арти поселился в собственном, отдельном фургончике, соединявшемся с семейным фургоном деревянной платформой. Все прошло быстро, без суеты. Папа лишь пожал плечами на просьбу Арти выписать чек. Охранники перетащили мебель из комнатушки за сценой, а я помогала расставлять ее. Мама переселила Цыпу в давно пустовавшую комнату Арти в семейном фургоне.
Арти расцвел и налился силой, а вот Ал и Лил потихонечку увядали. С каждым днем, с каждой прошедшей неделей они делались мягче, рыхлее. Лил стала рассеянной и все чаще впадала в прострацию. Часами сидела у себя в спальне и перебирала таблетки, которые хранила в отдельной сумке. Она выполняла обычную работу по дому, но сама как-то болезненно похудела, грудь обвисала. Одежда уже не сидела на ней как влитая. Макияж стал небрежным, а к вечеру расплывался совсем. Глаза лишились былого блеска.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 115
