– Нет! Из-за тебя! Папа тебя обожал. Так любил, как никто никого никогда. Он рассуждал так: если тебя кто-то бросил, почему мы должны тебя возвращать? Он думал, тебя отправят в сиротский приют. Он верил, что тебя ему послал Бог. И кто скажет, что это не так?
Пердита собрала деньги, словно это были адресованные ей письма.
– Я очень боялся, что у нас могут быть неприятности. Мы тебе выправили свидетельство о рождении, все по закону: мы нашли женщину, которой нужны были деньги, и она согласилась, чтобы ее записали твоей матерью. А Паст записался отцом. Она ничего не знала. И знать не хотела. Ее волновали лишь деньги. Мы изменили твою дату рождения. И получили все документы, паспорт, соцобеспечение, все дела.
– Сколько мне лет на самом деле?
– Ты на три месяца старше, чем записано в свидетельстве о рождении.
Пердита молчала. Кло подошел, присел рядом и обнял ее за плечи.
– Ты все равно моя младшая сестренка.
– Правда?
– Как ни прискорбно, но да… Ты всегда будешь моей сестрой. Слушай. Ты знаешь, я не особенно умный. – Он слегка подтолкнул ее локтем. – Ладно, давай уж признайся честно. Сегодня день откровений. Умом я не блещу… даже и не искрю.
Пердита рассмеялась сквозь слезы. Кло прижал ее к себе, крепко-крепко. От него пахло мылом и одеколоном.
– Но я вижу, что происходит вокруг. Несчастные семьи повсюду. Папа бросает семью, мама сидит на таблетках или заводит любовника. Дети ненавидят родителей и уходят из дома, как только у них появляется возможность себя прокормить. Мы семья, потому что мы так хотим. Если бы папу нашли, его бы сразу арестовали. Вот как он хотел, чтобы ты была с нами.
Пердита вытерла мокрое лицо о футболку Кло.
– Отвезешь меня в автомастерскую?
– К Автолику? Зачем?
– Мне надо поговорить с Зелем.
Кло явно не нравилась эта мысль, но он беспрекословно взял куртку и ключи. Уже в машине, с включенным радио, когда они оба сидели, глядя прямо перед собой, потому что есть вещи, о которых проще говорить, когда вы оба смотрите прямо перед собой, Кло сказал:
– Вы с папой… я сказал чистую правду. Это была любовь с первого взгляда. У тебя с ним. Знаешь, ты его починила.
– Починила?
– После маминой смерти в нем что-то сломалось. Его сердце разбилось. А ты его починила.
Кло взял ее за руку. Они ехали молча, каждый – в себе, в своем собственном прошлом, пока городские огни не заставили их сбросить скорость на въезде в вечер, который был здесь и сейчас.
Автолик полировал кузов машины. Он шагнул навстречу Кло и пожал ему руку, положив другую руку на плечо Пердиты. Он ничего не сказал. Слова не нужны.
Зель выехал на доске на колесиках из-под черного «форда» модели Т.
Он поднялся, развел руками и произнес, глядя в пол:
– Мне очень жаль.
Пердита сказала:
– Мне надо поговорить с Ксено.
Со временем откроется для вас
Дом стоял в глубине двора. В доме было темно.
В лунном свете мерцали глицинии, разросшиеся до балюстрады второго этажа. Несколько окон первого этажа утонули под лиловыми соцветиями. Краска на входной двери размягчилась и выцвела в жарком и влажном климате. Высокие ступени крыльца явно не подметали уже очень давно.
Дом походил на иллюстрацию в книжке.
Зель отпер тяжелые кованые ворота, за которыми начиналась гравиевая подъездная дорожка.
Здесь кто-то живет?
Он здесь живет.
Зель повел Пердиту к боковому входу. Кирпичные стены лоснились влагой. Сад разросся и одичал. Природа против человека. Вечная борьба человека за то, чтобы быть человеком. Вечная тревога человеческого бытия.
Держа Пердиту за руку, Зель повел ее вниз по скользким невысоким ступеням в поросли папоротников – в помещение, когда-то бывшее кухней. Сейчас там устроили кладовую. Зель запустил руку в решетку в кирпичной стене и достал большой ключ, как в самом начале «Синей Бороды».
Зель открыл дверь. Послышалось суматошное шуршание.
– Ты боишься мышей?
Она не боялась мышей.
– Сейчас включу свет.
Щелчок выключателя. Ничего.
Зель снова взял Пердиту за руку и повел за собой вверх по узкой лестнице – лестнице для слуг, что вела в большую прихожую. Он держал над головой телефон, но рассеянный свет от экрана почти не проницал в темноту. Пердита видела тени и двери, утопленные в глубоких нишах. Внушительная, широкая лестница. Когда-то это был благородный дом.
– Начнем с библиотеки. – Зель распахнул деревянные двойные двери.
В спертом воздухе пахло пылью. Ставни были закрыты. На каменной каминной полке стояли две большие церковные свечи. Зель их зажег. Да, так уже лучше. По крайней мере хоть что-то видно.
Пердита дрожала. В доме было холодно, как часто бывает в домах, покинутых людьми.
– Я разожгу камин.
Зель опустился на колени. Все, что нужно, чтобы разжечь огонь, лежало тут же, словно кто-то давным-давно все приготовил. Словно кто-то хотел растопить камин и погрузиться в уютное тепло от горящих сухих дров.
Две стены в библиотеке занимали книжные шкафы, от пола до потолка. Старые книги, дорогие книги: естественная история, наука и техника, архитектура, биографии исторических личностей. Перед пыльным камином стояли два кожаных кресла, потертых и старых.
– Он любит книги, – сказала Пердита.
– Да. Любит. Когда заканчиваешь читать книгу, можно ее отложить и забыть, и она не попросит, чтобы ты к ней вернулся.
Пердита подошла к высокому окну, закрытому ставнями и решеткой. Она открыла решетку, чтобы дотянуться до ставней и открыть и их тоже, и впустить в комнату лунный свет.
Петли на ставнях были хорошо смазаны, и деревянные створки без труда распахнулись. Пердита провела ладонью по гладкому дереву, думая про себя, сколько рук открывали и закрывали эти ставни за столько лет: в отчаянии, что снова настала ночь, или в полном равнодушии, или в радости, что наступил новый день.
Она любила старые дома. У нее не было своей истории, и ее неудержимо влекло к историям других людей.
– Сколько лет этому дому?
– Точно не знаю, но он очень старый.
Огонь разгорелся, юное пламя наполнило комнату внезапным светом и обещанием тепла.
Пердита подошла и присела на корточки перед камином.
– Почему ты уверен, что он сейчас дома?
– Он дома.
Зель подошел и присел рядом с ней.
– Если бы я не приехал в бар, ничего этого не случилось бы.
