Он рассмеялся вместе со мной.
— Знаете ли, мне этот домишко чем-то очень приглянулся.
— Уже темнеет, — напомнила я. — Мне вдруг захотелось поскорее уехать отсюда. Внезапно хижина обрела зловещие очертания. Он стоял между мной и дверью, пристально глядя на меня. Я чуть было не поддалась панике.
И тут же упрекнула себя за глупость, потому что, когда я направилась к двери, он даже не попытался меня остановить. Я вышла из дома, а он закрыл задвижку изнутри и выбрался наружу так же, как и вошел, через окно.
— Мы оставляем все в точности так, как нашли, — отметил он.
— Быть может, стоило бы и окно закрыть.
— Щеколда сломалась, поэтому оно и было открыто. Кроме того, возможно, мне еще раз захочется взглянуть на это местечко. Кто знает?
— Я смотрю, эта хижина вас очаровала.
— У нее есть определенный потенциал. Да, мне тут понравилось… Хотя сад зарос, — продолжал рассуждать он.
Он как будто никуда не спешил и медленно зашагал вокруг дома. К нему примыкал небольшой садик, который отделяла от леса живая изгородь.
— Повсюду наперстянки, — заметил он. — Взгляните. — Остановившись, он сорвал пучок каких-то листьев. У этого растения такие прелестные цветы. Прелестные и смертельные. Вам известно, что наперстянку также называют «колокольчиками мертвеца»?
— Нет, я такого не слышала. Но я знаю, что она ядовита.
— Да, она неплохо послужила лекарям прошлого. Странно, не правда ли, что одно и то же растение дарит и отнимает жизнь. Хотя, моя милая Сэйра, думаю, вы не станете спорить с тем, что в жизни нет ничего абсолютно плохого… или абсолютно хорошего, если уж на то пошло. Взгляните вон на те тисы. Они растут здесь не одну сотню лет. И они прекрасны, вы не находите? И все же, я спрашиваю себя, сколько смертей на их совести? Вам известно, что их листья и семена содержат смертельный яд, токсин?
— Да вы, похоже, специально изучали яды и все, что с ними связано.
— Можно сказать и так. Когда я был маленьким, у меня был гувернер, страстно любивший растения. Ботаникой мы занимались больше, чем всеми остальными науками, вместе взятыми. От него я узнал, что самые прекрасные растения, как правило, и наиболее ядовиты. Возьмем, к примеру, дельфиниум. Что за прелестный цветок! Но его семена и листья способны убить. Они также содержат смертельный яд.
— Очень полезные сведения.
— Чрезвычайно. На Цейлоне, конечно же, имеются другие, не менее губительные растения. Там их, пожалуй, даже больше, чем здесь. Древние правители Канди умели готовить смертельные снадобья. Ядами пропитывали перчатки, обувь… другие предметы одежды. Небольшой укол кожи, и все, конец. Смею вас заверить, это необычайно увлекательная тема.
— Но эти знания не относятся к числу полезных, во всяком случае, если вы ведете добропорядочный образ жизни. Разве что…
Мы стояли в саду, и я остро ощущала окружающую нас тишину. Внезапно меня опять охватила тревога. Позже я истолковала ее как предчувствие.
Я содрогнулась, едва заметно, но он это заметил.
— Вы замерзли, — произнес он, и я поразилась, как изменился его голос. Он звучал почти нежно, и меня это глубоко тронуло. Я смотрела на него, как зачарованная.
— Поехали, — опять заговорил он. — Скоро стемнеет. Или вы хотите заблудиться в этом лесу?
— Со мной этого случиться не может, — возразила я. — Я отлично знаю дорогу.
— Как прекрасно всегда знать дорогу, — эхом отозвался он.
Он обнял меня одной рукой, а когда я отодвинулась, негромко рассмеялся.
Мы направились к лошадям, вскочили на них и поскакали домой.
На следующий день бричка доставила нас на станцию, а поезд — на вокзал Ливерпуль-стрит, где мы взяли кеб и отправились на Харли-стрит.
Мы с Клинтоном Шоу два часа ожидали в приемной. Я думала, что отец уже никогда не выйдет из кабинета. Мы почти не разговаривали. По крайней мере, он понимал, в каком я состоянии. Хотя, если быть честной, то следует признать, что он очень изменился и нисколько не напоминал дерзкого самоуверенного человека, мысли о котором мне никак не удавалось отогнать.
Наконец нас пригласили войти.
Отца в кабинете не было.
— Он лежит в соседней палате, — успокоил нас врач. — Осмотр совсем его измучил.
Врач был знаком с Клинтоном Шоу, по всей видимости, договорившемся об этом приеме. Он же представил меня как дочь пациента.
— Боюсь, что у меня для вас нерадостные новости, — заговорил врач. — Его легкие в ужасном состоянии. Ему осталось жить недель шесть… от силы два месяца.
У меня перехватило дыхание. Так, значит, я нашла отца только для того, чтобы тут же потерять его! От горя я не могла сказать ни слова.
Сидящий рядом со мной Клинтон Шоу взял меня за руку и крепко ее сжал. Впервые за время знакомства я была искренне рада его присутствию.
— Он нуждается в особом уходе, который невозможно обеспечить дома, — продолжал врач. — Поэтому я направляю его в собственную лечебницу, где он будет находиться под постоянным наблюдением. Вам следует иметь в виду, что надежды на улучшение почти нет. Но мы предпримем все, что будет в наших силах, кроме того, в последнее время были сделаны определенные открытия… Кто знает… И все же, мисс Ашингтон, вам следует смириться с тем, что мы мало чем можем ему помочь. Разве что облегчить его страдания и сделать его последние дни как можно менее мучительными.
Я склонила голову.
— Мы сможем его навещать?
— В любое время. Лечебница расположена неподалеку. Смею вас заверить, ему нигде не будет лучше, чем там. Он настроен философски. Думаю, он еще до визита сюда знал, что жить ему осталось недолго.
Я встала. Клинтон Шоу последовал за мной. Он взял меня под руку, и мы вошли к отцу.
Это оказалось легче, чем я ожидала. Скорее всего, это было как-то связано с Клинтоном Шоу. В его присутствии я была обязана продемонстрировать стойкость. Я не хотела, чтобы он видел всю глубину моего горя.
Отец улыбался. Да, он знает, что отсюда поедет в лечебницу. Мне даже показалось, что он ожидал подобного поворота событий.
— Я буду часто тебя навещать, — сказала я.
— Милая моя Сэйра, я буду счастлив тебя видеть.
Вскоре за ним прибыл экипаж. Мы поехали с ним и убедились в том, что его поселили в очень уютной комнате. Клинтон Шоу оставил нас вдвоем, и какое-то время мы беседовали, бодрясь изо всех сил. Он так заботился о моем настроении, что тревожиться о себе ему было просто некогда. Клинтон Шоу вернулся и принес отцу книги и газеты, за которыми он ходил, а потом подошло время попрощаться.
На обратном пути я молчала. Клинтон сидел напротив, сочувственно глядя на меня.
Мы уже подъезжали к вокзалу, когда он наклонился вперед и коснулся моей руки.
