Лезбридж вздохнул, уже зная, что это будет тщетная попытка.
— Я уже пытался, сэр. Она не отдает его, — печально произнес он. — Этот кусочек газеты содержит только рекламное объявление, сказала она, которое никак не может быть интересным для вас.
— Она так сказала, да? — Флетчер чувствовал себя миролюбивым человеком, терпеливым человеком, неприхотливым человеком. Он героически пережил момент осознания того, что хочет он или нет, но он обязан жениться на Розали, если хочет сохранить свою честь.
Но постойте. Любил ли он ее? Да, конечно, он любил ее. Но при чем здесь любовь? Он со своей стороны вел себя прекрасно. Более того, он был готов простить Розали ее опрометчивый обман, ее возмутительное поведение и ее полное отсутствие уверенности в нем.
На самом деле он же все время обращался с ней как джентльмен до мозга костей, за исключением того досадного инцидента, произошедшего прошлым вечером, связанного с испытанием холодной водой в ванне, полной пенных пузырьков.
Так почему же она так к нему относилась? Почему, в самом деле? Флетчер задумался. Лицо его было нахмурено, губы поджаты. Его руки медленно свернули газету и отложили ее на столик, стоящий рядом.
— Лезбридж, — глухо позвал он с нотками угрозы в голосе.
— Сэр? — переспросил дворецкий. — Он не видел такого мрачного и решительного взгляда с той поры, как отец Флетчера присоединился к своим предкам в фамильном склепе, упокой Господь его аристократическую душу.
— Мисс Дарли, Лезбридж. Она сейчас у моей тети?
— Да, сэр.
— Тогда, можно предположить, это не будет трудно — незаметно проникнуть в ее спальню и забрать этот клочок бумаги.
Лезбридж осторожно кивнул в знак согласия, а затем лицо его просияло.
— Конечно, нетрудно, сэр. Мне подняться наверх, сэр, и…
— Вам, Лезбридж? — Дьявольская улыбка появилась на лице Флетчера, а его брови взметнулись, покуда он три раза моргнул глазами, глядя на дворецкого, напоминая Лезбриджу не кого иного, как кота, только что обнаружившего нору, полную упитанных мышей.
— О нет, мой друг. Я не хочу просить вас об этом. Позвольте мне сделать это самому, пожалуйста.
Флетчер взбежал вверх по широкой лестнице, украдкой открыл дверь в спальню Розали и принялся обыскивать комнату, убежденный в том, что он имеет право делать все, что только будет необходимым, чтобы вернуть себе частичку его связи с миром, с обществом, часть его газеты, одновременно являвшейся символом его власти в этом доме!
Поскольку вещей у Розали было немного и в этой комнате она поселилась совсем недавно, Флетчер без труда вскоре отыскал вырванный из газеты клочок бумаги в верхнем шкафчике комода из красного дерева, стоявшего напротив широкого окна, выходившего в сад.
Он взглянул на найденный им кусок газеты и заметил на нем несколько строк из двух разных новостных статей. Флетчер посмотрел с другой стороны, ожидая обнаружить рецепт огуречного мусса или какую-нибудь другую подобную чепуху, но увидел, что Розали действительно вырвала рекламное объявление.
И что за объявление!
«Возвращение утраченного счастья», — прочел он вслух, подняв брови. «Любая женщина, испытывающая страдание, связанное с ожиданием неизбежного бесчестья, может обрести успокоение и защиту от таких случаев с целью восстановления здравого рассудка, связавшись с миссис Римстон».
Флетчер прочел это объявление дважды, чувствуя приступ ярости, разрывавшей его изнутри, после того как он разглядел ужасное послание, таившееся за тонко выстроенными фразами. Флетчер опустился на стул перед комодом, чувствуя себя разбитым.
Сначала Арабелла, теперь Розали. Арабелла стала жертвой своей любви к французскому пленнику. Его сестра решила убить себя, вместо того чтобы опозорить брата незаконнорожденной племянницей или племянником. Розали, похоже, выбрала другой путь, чтобы избавиться от ребенка. Как же так — удивлялся он про себя — при ее невинном совершенно облике, как же Розали умудрилась забеременеть?
Флетчер покачал головой. «Нет, — подумал он цинично. — Ты знаешь, как она могла попасть в такое положение. Ты не знаешь только, кто это сделал». Неожиданно имя всплыло в его сознании: Сойер. Он и миссис Билль, судя из письма Уильяма, шли рука об руку. Возможно, он напал на Розали, и потому она сбежала. Неудивительно, что она совершенно не понимала, что ее обман здесь, в Лейквью, мог так глубоко скомпрометировать ее, что Флетчер будет вынужден жениться на ней: она уже была скомпрометирована по уши!
Ах, бедный Флетчер. Неужели это его судьба — вечно быть таким несчастным с женщинами? Хотя это казалось эгоистичным, на какое-то время ему стало очень жалко себя. Он любил Розали, но при этом сама мысль о том, что ему придется играть роль преданного отца для ребенка, зачатого от другого человека, убивала его, доставляя почти такое же страдание, как мысль о том, как его дорогая Розали страдала от надругательства со стороны этого же человека.
Флетчеру стало плохо, и с каждой минутой он становился все больше и больше зол на себя самого. Розали нуждалась в нем, действительно нуждалась, теперь более, чем когда-либо. Кроме того, он был обязан Уильяму. Он поднял голову, отбросил все оставшиеся сомнения и теперь знал, что он должен делать. Сейчас он пойдет к ней, скажет, что он все знает, и тут же женится на ней. Не из жалости. Не из чувства долга. Нет. Он женится на ней, потому что любит ее.
Он уже собирался пройти по коридору в комнату своей тетушки, как вдруг заметил письмо в ящике комода. Розали написала письмо кому-то? Кому же она писала, уж не той ли самой небезызвестной миссис Римстон?
Решив, что прочесть это письмо не будет преступлением, в надежде узнать больше о дилемме Розали, чем он уже знал, Флетчер достал страницу из конверта, и, собрав все мужество перед лицом новых потрясений, которые, как он был уверен, ждут его в этом письме, начал читать.
Через минуту он уже раскинулся в кресле перед комодом в приступе хохота, такого, что слезы бежали по его щекам.
Флетчер уже был в столовой, когда прозвенел звонок, сигнализирующий о ежедневном неформальном фуршете, — ведь Лейквью находился в самом сердце действующей фермы — ожидая появления своей тетушки и невесты.
Бэк вошел в комнату первым, что не удивило Флетчера, поскольку его друг никогда не был из тех, кто последним поспевает к столу.
— Флетч, — молвил он, приветствуя своего хозяина коротким поклоном. — Я удивлен, что ты появился. Ты не мог бы присоединиться ко мне в моей инспекции поместья после обеда? Или у тебя на уме еще какое-нибудь расстройство для дам? В этом случае я, конечно, пойму твой отказ заняться делом, которого ты успешно избегал с тех пор, как вернулся в Лейквью.
Флетчер внимательно посмотрел на Бэка:
— Ты произнес целую речь, мой друг. Как всегда, ты чрезвычайно вежлив, когда злишься. Право, нельзя так поддаваться чувствам.
