Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
Найдя керосиновую лампу, Павел зажег фитиль, включил форсунку – в доме сыровато – и отдал распоряжение Петюну готовить ужин. Вот и приехали. Завтра из дома оба носа не покажут весь день, а когда стемнеет, сделают вылазку. Петюн фальшиво напевал попсовую песенку, а Павел обходил со свечой дом родной, где провел детство, отрочество и юность… Дом… Смысл этого слова ему чужд. Это место хранит самые паршивые воспоминания. Стоит Павлу войти сюда, как стены словно шепчут: «Помни и ты… помни!..»
Отца посадили, когда Павлику исполнился год, посадили с конфискацией, проворовался родитель, занимая важный пост. Павел даже не знает, кем папаша работал в то время. По тогдашним меркам семья купалась в роскоши: в центре города квартира в доме эпохи сталинского монументализма, черная «Волга», частые застолья с дефицитными продуктами, дружба с верхушкой города, отец в галстуках под тона костюмов, жена-латышка с приятным прибалтийским акцентом, оставшимся до конца ее жизни, подарки… И много чего хорошего. Конечно, Павел всего этого не помнил, но искренне верил впечатлениям Стеллы. Сестра была старше всего на пять лет, но она-то и запомнила счастливое житье-бытье, а перед сном рассказывала брату об утраченном вместо сказки на ночь. Но вот глаза ее расширялись, голос приобретал таинственный оттенок:
– Нежданно-негаданно пришли плохие дяди к нам, перевернули все вверх дном, забрали папу, и…
Наступили лишения: переселение в одну комнату коммуналки, вечная нехватка денег даже на необходимое, чьи-то обноски, покорная замкнутость матери, ее безволие, граничащее с безумием. Друзья отца куда-то подевались. Были – и не стало их. Прожив в достатке десять лет, мать оказалась совершенно неприспособленной к существованию втроем на скудную зарплату лаборантки. А обратиться за помощью к родным, которые отреклись от нее, посмевшей выйти замуж за «русскую свинью», мешала гордость. Ночами она стучала спицами, подрабатывая вязанием. От безысходности прикладывалась к бутылке, да только кто к ней не прикладывается, когда тошно? А это уже впечатления самого Павла, оставленные безрадостным детством.
Отец вернулся через семь лет, срок скосили за образцовое поведение, да манной небесной свалилась амнистия по случаю смены одного мудрого правителя другим. Павел гонял на велосипеде приятеля, как вдруг бежит Стелла, радостно крича:
– Папа приехал! Павлик, папа приехал!..
Много раз в воображении рисовал он встречу с отцом – большим, сильным, добрым. Много раз вдвоем со Стеллой рассматривал фотографии, изучая до мелочей черты отца. С его приездом связаны были мечты о другой жизни, той, которая была когда-то, до Павлика. Он вернется, и, как по взмаху волшебной палочки, появятся новый велосипед, конфеты, удочки для рыбалки…
С сердцем, выпрыгивающим из груди от волнения и счастья, Павлик влетел в комнату и остановился, не решаясь сразу же повиснуть на шее отца.
За накрытым столом сидел мужчина в серо-коричневой засаленной одежде и курил. Он повернулся на шум, криво улыбнулся, словно стесняясь Павлика. Лицо землистого цвета оказалось совсем непохожим на лица с фотографий.
– Обними и поцелуй папу, – сказала мама.
Стакан, наполовину наполненный прозрачной жидкостью, задрожал в ее руке, а на ресницах заблестели слезы. Павлик подошел ближе к мужчине и остановился в нерешительности, его маленькое сердечко замерло. Мальчик догадался почему: чужой. Два мутных глаза неопределенного цвета врезались в лицо Павлика, два колючих глаза в сети мелких морщин, без любви и без жизни. Чужой. Восемь лет было Павлу, когда он понял: ничего того, о чем они мечтали со Стеллой, не будет.
Так и случилось. Покатилось время с каждодневными попойками, избиением матери, пьяной руганью. Двое детей в страхе жались друг к дружке, забившись в темный угол. Колбаса теперь только снилась. Сердобольные соседки подкармливали отощавших детишек и шепотом переговаривались о возможном лишении родительских прав, но ничего не предпринимали для этого.
Единственное событие на целый месяц принесло передышку – переезд. Небольшой домик с просторным двором, садом и сараем принял семью из четырех человек, дом приобрел отец. На каждого приходилось по комнате! Павлик ошалело бродил по настоящему дворцу. На вопросы матери, откуда деньги, отец лишь посмеивался. Принялись красить и белить, пилить и строгать, мести и мыть. Три недели работ по благоустройству переменили и отношения в семье. Вновь одолевали мечты. Стелла мечтала посадить множество цветов, мама – о модных кружевных занавесках, Павлик… был просто счастлив. Казалось, голод, страх и безнадежность остались на старой квартире.
Это только казалось. Все поползло по-старому, но теперь брат и сестра имели возможность закрыться у кого-нибудь в комнате, чаще у Стеллы, чтобы хоть не видеть пьяные разборки родителей. Отец приводил домой вульгарных женщин, мать скулила, а отца слышно не было. Чем могли помочь они со Стеллой? И росла у Павлика ненависть. Теперь он мечтал, чтобы папа умер. Да, да! Умер! А впервые взбунтовался Павел в тринадцать лет. Стелла училась на историческом, пропадала днями, а дома… Мальчик вступился за мать, не из храбрости вступился, им двигал страх: показалось, что отец убьет ее. Павел, толкнув его, закричал:
– Не смей!
Отец перенес кулаки на сына. Павел едва вырвался, заперся в сарае. Стелла пришла поздно, когда мать и отец спали… в одной постели! Они успели помириться! Павла просто распирала ненависть, лежа рядом с сестрой, шептал:
– Пусть он умрет. Я хочу, чтобы он умер.
Слезы бессилия катились по его щекам, а Стелла прижимала к себе замерзшего брата, целовала в голову и приговаривала:
– Спи, ангел мой, спи.
Они часто ложились вместе, накрывались одним одеялом, прислушиваясь к ругани и истеричным воплям, переговаривались и долго не засыпали. От друзей-однолеток Павел давно отказался, ведь друзья проводят много времени вместе, учат уроки, играют. Не мог он пригласить друзей домой, стеснялся, а значит, не надо друзей. Рос он замкнутым мальчиком, однако учился неплохо. Его единственным другом стала Стелла, ее он любил, ласку и участие видел только от нее. Мать жалел, но и только. Неожиданно свалилось новое несчастье: мать смертельно больна, рак легких. Слегла она как-то уж очень быстро, до этого никаких жалоб не было. Однажды, подняв ведро с водой у колонки во дворе, она охнула и осела.
– Ты чего, ма? – спросил Павлик, мастеривший скворечник по просьбе сестры.
– Как оторвалось что-то от сердца и вниз покатилось… – виновато ответила она, мать всегда говорила с виной в голосе.
Павел помог ей добраться до кровати, с которой мать больше не встала, она таяла, превращаясь в скелет, обтянутый кожей, иногда тихо плакала. Отец никак не отреагировал на приговор жене, лишь перебрался из спальни в свободную четвертую комнату. Больше мать не бил, вообще неделями не заходил навестить ее, женщин приводил чаще, и они оставались до утра. На негодования Стеллы мать смиренно отвечала:
– Сломался он, детка. Такое бывает с сильными людьми… Сломался.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
