– Наши гости несколько утомлены дальней дорогой, и поэтому не всегда могут почтительно выразить возникшую у них мысль. Но Повелитель Нумерии великодушен и не собирается считать их нешуточное беспокойство за свою госпожу Эльму государственным преступлением. Это уж слишком, дражайший Гентоп! Слишком! Тем более что досточтимую госпожу никто и не задерживал.
Посланники в замешательстве переглянулись. Мирцея с непроницаемым лицом продолжала:
– Госпожу Гинратус действительно вывели из Зала и доставили во Дворец Правосудия, но… лишь для того, чтобы спасти её! Рассерженная толпа, не поверившая ни единому её слову, уже готовилась наброситься на госпожу Эльму, и тогда даже доблестным Золотым Мечам вряд ли бы удалось предотвратить безжалостную расправу.
Толстяк с серьгой в ухе громко хмыкнул и, уперев крепкие руки в бока, пробасил:
– Глотка Вельзевула! Так это меняет дело! Значит, мы сейчас же увидим свою госпожу!
Мирцея придала лицу скорбное выражение и сочувственно вздохнула:
– Всё не так просто, уважаемый Эйлин Крок. К моему огромнейшему сожалению, в тот же день госпожа Эльма внезапно впала в нервную горячку, вызванную её эмоциональным выступлением, отнявшим у бедняжки столько сил. Наш лучший лекарь Лабус Сусвинт, известный своим искусством далеко за пределами этого дворца и даже Остенвила, приложил все свои усилия, чтобы вылечить госпожу. Но видимо, силы её были слишком подорваны, да ещё в долгой дороге к ней привязалась какая-то жуткая хворь, мгновенно превратившая эту цветущую женщину в умирающий цветок. И через два дня мы уже горько оплакивали её безвременный уход…
Главный сигурн прикрыл лицо рукой, очень надеясь, что его трясущиеся в беззвучном смехе плечи со стороны похожи на рвущиеся из души рыдания. «Вот же сучка гахарская! Врёт так, что вот-вот сама слезу пустит!»
Эйлин Крок, по мере того как до него доходил смысл сказанного, багровел всё больше и больше. От его рёва, привыкшего соперничать с грохотом морских волн, затряслись витражные окна в Зале приёмов.
– Вы подло уморили нашу госпожу?! – Его руки судорожно шарили по поясу, ища оставленный при входе меч.
Не найдя его, он угрожающе двинулся к трону, готовый голыми руками разорвать виновных в этом злодеянии. Рубелий дёрнулся, выходя из прострации, но Мирцея даже не шелохнулась. Золотые Мечи, положив руки на рукояти своих мечей, сдвинулись и преградили толстяку путь к возвышению.
Суан Дейлоп шагнул вперёд и опустил руку на плечо своего товарища. Тот зарычал и сбросил её, но Суан был настойчив. Громко пыхтя и ругаясь самыми грязными словами, толстяк нехотя отступил.
Прошло несколько минут, прежде чем все немного успокоились, и Мирцея смогла продолжить, правда, уже без прежней сочувственной нотки:
– Мы сожалеем, что госпожа Эльма умерла, но даже наш лекарь не способен на чудеса. Она была похоронена сразу же, в этот же день, – мы не могли допустить, чтобы страшная неизвестная болезнь уничтожила всех жителей Остенвила!
– Не думаю, что от этой заразы, которую вы так испугались, пострадал здесь ещё хоть кто-то. – В голосе молодого мужчины, всё время державшегося за спинами товарищей, звучала нескрываемая горечь. – Но если моя мать действительно умерла, мы настойчиво требуем выдать нам её тело, чтобы с полагающимися почестями похоронить в семейной усыпальнице лангракса Солонии.
Мирцея с интересом разглядывала говорившего. Молодой человек был красив, с тонкими чертами лица. На плечи падали густые, чуть волнистые пряди каштановых волос. Тёмные глаза его смотрели грустно-насмешливо.
– Я надеюсь, в нашем требовании нет ничего противоречащего законам Нумерии?
Аврус Гентоп опять подскочил как ужаленный. Его пронзительный голос впился в потолок:
– Конечно же есть! Третий пункт Закона о смерти гласит, что «погребённый покойник, похороненный в земле или в специальном сооружении, не может быть извлечён оттуда ни при каких условиях, дабы не тревожить священный прах усопшего нашими земными делами, а его душу – суетой жизни».
Суан Дейлоп усмехнулся:
– Ничего, госпожа Эльма простит нам суету этой жизни! Но если мы оставим её лежать в чужой неприветливой земле, её душа будет преследовать нас вечно.
Гентоп, усевшийся на своё место с чувством исполненного долга, вздёрнул подбородок:
– Душа не покинет своего тела, так что вам в Солонии она не страшна.
Ярость плеснулась в глазах Эйриса Гинратуса, но он вполне спокойно произнёс:
– Уважаемый судья забыл, видимо, что гласит второй пункт этого Закона: «Каждый усопший должен быть оплакан своими родными и получить все причитающиеся ему почести». Моя мать, увы, была лишена этого, а значит, вы нарушили свой собственный закон.
Быстро моргая своими поросячьими глазками, Аврус уже приготовился вступить с наглецом в перепалку, когда Мирцея, резко взмахнув рукой, решительно прекратила не в меру затянувшуюся дискуссию, грозившую загнать присутствующих в беспросветные дебри юридических хитросплетений.
– Довольно! Мы понимаем вашу боль, господа, но тело останется там, где ему и положено быть, в земле! И передайте вашему ланграксу наши глубокие соболезнования!
Но Дейлоп не собирался отступать так просто:
– Мы хотели бы увидеть могилу, чтобы украсить её любимыми цветами госпожи Эльмы.
– Это совершенно невозможно! Болезнь слишком заразна, уже умерла прислужница, ухаживавшая за вашей госпожой. Поэтому наш Совет принял мудрое решение сохранить в тайне место захоронения!
Уже две руки с обеих сторон опустились на плечи Эйлина Крока, разразившегося новой порцией отборных ругательств, самыми нежными из которых были «вонючие ублюдки» и «проститутки кусок». Мирцея брезгливо поморщилась, но продолжила, слегка повысив голос, чтобы перекрыть этот бычий рёв:
– Единственное, что мы можем вам предоставить, – подписанное лично Главным лекарем заключение о причине смерти госпожи Гинратус, которое вы сможете отвезти своему ланграксу. Если оно вам потребуется, я готова… мы готовы вам его передать.
Эйрис коротко взглянул на товарищей:
– Хорошо. Мы хотим завтра же получить это заключение. Но… – его глаза впились в лицо Мирцеи, – сначала мы желаем лично побеседовать с вашим Главным лекарем. Причём немедленно!
Смятение, мелькнувшее на лице жены Повелителя, которое она постаралась тут же скрыть за напускным безразличием, сказало ему больше, чем все произнесённые до этого момента слова.
– Мы подумаем и дадим вам ответ позже! – Мирцее хотелось поскорее закончить этот тягостный разговор, и она повернулась в Рубелию.
Тот, изнемогая под тяжестью короны и жестоко потея в плаще из плотного шёлка, решительно заявил:
– Вы получите наш ответ. И заключение тоже. Прощайте.
Дверь за послами закрылась. В мрачной тишине, повисшей вдруг в Зале, было слышно только шумное дыхание Повелителя.
