Мишель почти ненавидела их всех. Они безучастно шли мимо нее, не замечая ее горя, и никто даже не поднял голову. Слезы текли по щекам Мишель. Огоньки вверху, огоньки внизу рассеивались длинными лучами. Острыми, словно иглы. Ей показалось, что весь мир ополчился на нее. И вдруг… зазвонил будильник – напоминание о том, что пора на пробежку. Мысли ушли. Боль спряталась, словно испугавшись резких, пронзительных звуков. Город внизу вмиг преобразился. Люди шли. Машины ехали. Будильник пищал. Жизнь продолжалась. Все шло своим чередом.
Мишель развернулась и спрыгнула с подоконника на пол. Какая мелочь иногда меняет все в один миг! Один звук, пришедший из внешнего мира, словно вырвал Мишель из ее переживаний. Сигнал, говорящий – у тебя еще остались здесь обязанности, ты многим здесь нужна.
Она надела спортивный костюм, кроссовки, повязку на лоб и вышла вниз.
– Я – бегать, – коротко сказала она матери. – К ужину не ждите.
Дверь за ней захлопнулась. Лестничная площадка была пуста, Мишель поспешила на улицу. Ей хотелось затеряться в толпе прохожих, раствориться среди них. Она вышла из подъезда и побежала. И тут…
И тут прямо навстречу ей из-за угла дома выползло нечто громоздкое, о восьми ногах и трех головах. Мишель глазам своим не поверила. Конная полиция? Да, конечно… но не в этой части города и не в средневековых же доспехах! А между тем рыцари гордо дефилировали именно в ее сторону. Мишель остановилась в недоумении. Тут только она заметила, что лица странствующих рыцарей ей очень знакомы. Жюльен Этьен в доспехах и с мечом у пояса вел коня под уздцы. На коне гордо восседал… Дэвид Митчелл. Лицо его наполовину закрывал шлем, но затененные глаза сияли восторгом. Он хорошо смотрелся верхом: широкоплечий, с острыми по-мужски, но приятными чертами лица. Вся его фигура излучала достоинство. Доспехи тоже были Дэвиду к лицу. Сталь сияла в свете фонарей, кольчуга переливалась, кожаный ремень опоясывал талию, черный кельтский плащ с капюшоном изящными складками свисал вниз, прикрывая сзади седло и лошадь.
Мишель встала посреди улицы как вкопанная и с изумлением наблюдала приближение доблестных воинов. И не она одна. Люди тоже останавливались и с любопытством разглядывали пришельцев из средневековья. До Мишель донеслось несколько реплик:
– По-моему, театральный фестиваль здесь бывает осенью.
– Это для туристов, новая затея администрации.
– Здесь же не пешеходная зона. Машины и лошади не всегда совместимы. Кто-то посигналит, а она понесется, потопчет людей.
– Здорово!
Когда между Мишель и рыцарями оставалось шагов десять, Жюльен поклонился и, гордо подняв руку, начал:
– О, госпожа всех земель и морей! О, божественная леди, чьи глаза подобны звездам в небесах, перед которой красота светил меркнет, точно лампада угасает на ветру. О, моя леди! Этот рыцарь, – он указал на Дэвида, – проделал длинный путь, чтобы припасть к твоим ногам. Его судьба в твоих руках…
Машины на дороге тормозили, даже остановился какой-то автобус, люди все подходили, вокруг Мишель и рыцарей собралась целая толпа. Краем глаза она заметила трех полицейских, которые пытались прорваться сквозь живое оцепление и выяснить, в чем дело.
– Дайте людям объясниться! Не мешайте, они же ничего дурного не делают, – шикали на них.
– Движение остановилось! – пытались возразить те. – Разойдитесь!
– Десять минут! Ничего не случится, – спорили с ними люди из толпы.
В итоге полицейские решили подождать. Жюльен всего этого не замечал и продолжал решать судьбу своего сюзерена. Вот уж где в полной мере его красноречие нашло выход!
– Если он чем-то согрешил пред вами, он обязательно исправится. Сердце его разобьется, если вы не выслушаете несчастного. Много миль проскакали мы, но нигде не встретили подобной вам.
После этой тирады преподаватель античного искусства поклонился и отступил назад, отпустив лошадь и давая дорогу Дэвиду, который уже успел спешиться.
Без лишних слов тот подошел к Мишель и, опустившись на одно колено, поцеловал прекрасной даме руку.
– Не знаю, что нашептали вам обо мне сплетники и недоброжелатели, но клянусь, что это все клевета. Но, даже если вы не верите мне, я готов искупить мою мнимую вину чем угодно. Только скажите, как мне доказать мою любовь к вам. Любое ваше желание я исполню с радостью. – Он замер, склонив голову и приникнув лбом к руке Мишель.
Мишель была вне себя. Ее переполняли восторг, счастье, все вместе взятое. Голова кружилась. Лица людей, огни плыли, неслись, перемешавшись в один карнавал. Ее рука чувствовала тепло его прижатого лба, а сердце безумно билось в упоении чувств.
– Вы прошены, – только и смогла вымолвить она.
Дэвид посмотрел на нее своим пронзительным взглядом, в котором светились любовь и благодарность. Ушли страхи, сомнения, его глаза снова стали чистыми, блестящими, словно кто то невидимой рукой снял с них пелену. В руках у Дэвида появилось колечко. Простое на вид: тонкое, будто с оплетающими основу цветами. Оно блестело, переливалось драгоценными камнями. Крохотные, они словно капельки воды застыли в глубине каждого цветка.
– Моя леди, – начал Дэвид, и голос его дрогнул. – Я прошу вашей руки и сердца. Будьте отныне моей женой, госпожой всей моей жизни.
Вдруг раздались аплодисменты, кто-то даже засвистел.
– Соглашайся! Он тебя любит! – кричали со всех сторон.
Мишель была словно в бреду.
– Да, – почти простонала она, – я стану вашей женой.
Дэвид поднялся и поцеловал Мишель в лоб.
– Я люблю тебя, – шептал он словно в исступлении, – и буду любить всегда.
Тут Мишель увидела, как сквозь толпу пробирается женщина.
– Пустите, пожалуйста, пустите, там мой муж, – говорила она.
Сердце Мишель остановилось. Она вся напряглась. Женщину пропустили, и она бросилась… к Этьену.
– Жюльен!
Тот распахнул ей навстречу объятия и рассмеялся. Он не дал сказать жене ни слова и, едва обняв ее, вскочил на коня – ловко, словно всю жизнь только на лошадях и ездил. Женщина уже насупилась, явно собираясь возмутиться по этому поводу, но Жюльен, наклонившись, ухватил ее за руку и сильным движением поднял к себе. Женщина была стройная, невысокого роста. Жюльен Этьен рядом с ней выглядел богатырем. Он поворотил коня и, проследив, чтобы жена хорошо устроилась, закричал во все горло, как когда-то в древности кричали глашатаи на площадях средневекового Цюриха:
– Дорогу королеве! Дорогу ее величеству!
Его жена засмеялась, замахала руками. Люди засвистели, зааплодировали и расступились. Жюльен пустил коня рысцой. Тут же закричали полицейские:
– Стой! Куда!
– Остановитесь немедленно!
Жюльен уже не слышал их. Он несся по улице, одной рукой придерживая жену, другой – поводья. Полицейские кинулись по машинам и поехали за ними.
