— Похоже на то, — согласился Гущин. — Я и сам так думал. Но вот при чем здесь мобильный телефон? Телефон ведь вписан, а еще «не заиграл».
— Да что ты, Стас, в самом деле?! На воду, что ли, дуешь? У этого гада нервы перекалились, он начал делать глупости…
— Как будешь дальше действовать? — перебил энтузиазм коллеги Стас.
— На цыпочках, — посерьезнел специалист по всякому зверью. — Спугнуть нельзя. У нас на него ничего нет, привязать не к чему.
— Ты говорил, что сделал запрос по фигурантам из окружения Львовых, — напомнил Гущин. — Ответ пришел?
— Стремительно, — кивнул Мартынов. — Нам, Стасище, дали полный карт-бланш и реагируют на просьбы без обычной волокиты. Справку я тебе зачитывать не буду, поверь мне на слово, из всех фигурантов в России на те моменты отсутствовал только сам Львов. И то однажды, в прошлом году. Все остальные фигуранты могли убить девушек. Погранцы ошибок не дают, у них все четко.
— Жаль. Я надеялся, что справка поможет исключить многих. Все же «русалок» убивали в разгар отпусков, подозреваемые люди небедные, по заграницам разъезжались…
— Увы. Только Львов совершенно точно десятого июня прошлого года отсутствовал в России, так как вместе с семьей вылетал в Италию.
— И то — хлеб, — отбросил разочарование майор. — Значит, на Львова я могу положиться.
— Зачем? — нахмурился Мартынов. — Я бы не советовал тебе здесь…
— Он что-то мутит, — перебил Станислав. — Не знаю что и почему, но вот селезенкой чую — мутит.
— Тогда тем более! Зачем тебе мутный свидетель?
— Пока не знаю, — признался Стас и поглядел на выходящего из дома Зиновия Поплавского.
Майор пожал запястье криминалиста поверх латексной перчатки. По обычаю исполненный вселенской печали Зиновий буркнул:
— Проводишь меня к Львовым? Надо из их гостевого дома дробь для сравнения изъять.
— Понятых захвати, — напомнил Игорь. Слухи о том, что Редькина разыскивают за стрельбу по следователю и взялись за происшествие всерьез, следовало поддерживать. Понятых, как еще вчера обговорили майор и капитан, группа захватила по дороге, из Заборья.
Через пару минут Гущин и Зиновий в сопровождении двух чуть испуганных, но тем не менее лучащихся любопытством немолодых дачниц, потопали по неудобной тропке в зарослях бурьяна. Проходя мимо «Газели» с надписью «Криминалистическая лаборатория» на борту, Стас предложил:
— Зиновий, дробь в потолок ушла, стремянку захвати. Со стула будет трудно выковыривать.
Поплавский хмуро поглядел на ковыляющего с тростью Стаса, перевел глаза на свой не легкий чемоданчик… Стремянку из машины, возящей все, что может понадобиться экспертам, вручили старлею Смирнову, и увеличившаяся процессия пошла к воротам из чугунного литья.
Деликатность Гущина, не пожелавшего беспокоить хозяев просьбами о стремянке, никто не оценил. Зиновий выковыривал дробь из потолка, за симпатичным носатым евреем с восторгом наблюдали две русоволосые дачницы, стоявший в дверях гостевой спальни Дмитрий Михайлович выглядел так, словно при нем грабили святыню. Жилище оскверняли.
— Дмитрий, — отвлек супруга депутатки Гущин, — у меня есть разговор. Выйдем-ка на улицу? Пожалуйста.
Широкоплечий Львов отлепился от дверного косяка и молча вышел на крыльцо. Стас останавливаться там не стал, обойдя хмурого мужчину, спустился на лужайку. Дождавшись Дмитрия, в лоб спросил:
— Зачем ты вчера вечером, сразу после выстрела, побежал к Редькину?
Лицо Львова поплыло, мышцы перестали фиксировать нижнюю челюсть и она поползла вниз: этого вопроса он никак не ожидал! Секундное смятение выдало работу мысли, Львов размышлял: «Откуда знает?! Берет на пушку или кто-то сдал?!»
— Дмитрий Михайлович, — официально, но еще довольно мягко, продолжил следователь, — я все знаю. Вчера в двадцать три семнадцать, то есть через пятнадцать минут после выстрела, вы вышли из ворот и направились к Федору. Повторю вопрос — зачем? — Львов продолжал молчать, и Стас ему помог: — У меня есть несколько версии. Вы либо не были уверены в том, что стрелял именно Редькин и побежали проверять, в каком тот состоянии. Либо наоборот, вы были в этом уверены… но собирались предупредить и спрятать старого дружка или, чего я все-таки не исключаю, взять Редькина за шкирку и привести ко мне.
— Последнее, — хрипло выдавил Дмитрий. — Хотел по шее надавать и привести…
— …пока дело не зашло слишком далеко и я не вызвал полицейских, — закончил Гущин.
— В точку.
— Тогда вопрос: почему ты прикрываешь этого дебошира? — возвращаясь к доверительности и исключая протокольное выканье, проговорил майор. — Редькин давно всей деревне — кость в горле. Если бы его «закрыли» лет на пять, все твои соседи, Дима, тебе б огромное спасибо сказали.
Львов исподлобья поглядел на следователя и буркнул:
— Он моих родителей когда-то спас.
— Сказки, Дима, сказки! — расстроенно и горячо воскликнул Гущин. — Ты прекрасно знаешь, что Федя когда-то и поджег твоих родителей! А после испугался и вытащил их из огня. Почему ты изображаешь из себя святого?!
Львов вскинул голову и, сделав подбородок жестким, высокомерно поглядел на следователя:
— Это допрос? Или я могу не отвечать?
Стас не подхватил демонстративную официальность.
— Можешь не отвечать. Но этим ты еще больше подтвердишь мои подозрения — Редькин тебя чем-то шантажирует. Дима, я давно в розыске, на пыльные скелеты у меня нюх натренирован. Ты его защищаешь потому, что у него что-то на тебя есть. Да? Ответь, я прав?
Взгляд бизнесмена совершенно заледенел. Твердо поглядев на Гущина, Дмитрий ответил:
— Пожалуй, на все вопросы я буду отвечать лишь в присутствии своего адвоката.
— С ума сошел? — прошептал опешивший майор. Он абсолютно не ожидал подобного поворота. — Яму себе роешь? Или… все настолько серьезно?
Львов сузил глаза, выдержав паузу и значительно поглядел на сыщика.
— Мне кажется, господин майор, вы испытываете мое терпение. Может быть, вам лучше уехать сегодня домой, здесь становится для вас небезопасно.
«Обаньки!» — вконец опешил следователь. Он не раз выслушивал подобные намеки и обычно после этого интересовался: «Вы мне угрожаете?»
Но сегодня не тот случай. Объяснить, почему доброжелательный мужик ушел в глухую оборону, Гущин никак не мог! Еще позавчера Львов принял следователя, как родного, Стас давно не чувствовал себя в гостях так вольно и спокойно. И вдруг… Поворот на сто восемьдесят градусов. От дружелюбия к заиндевевшему высокомерию.
Майор не успел спросить: «А как к моему отъезду отнесется Евгения?» Львов резко развернулся и, сохраняя надменность даже в закостенелой шарнирной походке, пошагал к главному дому. Как будто сбегал, оставив за собой последнее слово и не давая возможности его оспорить.
