– Думаю, нет, папа. Вот если бы ты, не отправляя меня в изгнание, просто дал денег, чтобы на тихоокеанских островах была современная связь, то я, может, и смогла бы найти каплю-другую признательности.
– Ты весьма извращенно представляешь себе изгнание, если думаешь, что это Париж, а не далекий остров. К тому же, Саммер, ты пробудешь здесь всего три месяца.
– Да. И вы с мамой даже не успеете приехать ко мне.
– Я знаю, – сказал отец, не обращая внимания на иронию. – Видишь теперь, почему я хочу, чтобы ты вернулась к цивилизации? Послушай, ты можешь хотя бы попробовать? Постарайся. Ну же, дорогая, я уже должен начать готовить того, кто унаследует все, что у меня есть. Неужели ты хочешь, чтобы все распалось, когда я уйду?
– Париж, дорогая, – издалека прозвучал голос мамы. – Мы бы не смогли найти место прекраснее.
– Вы, возможно, и нет, – сказала Саммер. – А вот я бы смогла.
– Как, ты все еще здесь? – усмехнулся Патрик, прикрепляя к доске объявлений еще одну фотографию. Люк и Саммер в баре прошлой ночью, под заголовком «Потеряет ли Король свой трон?». – Я слышал, тебя уволили.
– Иди ты на хрен, Патрик. – Люк хлопнул по прилавку плиткой шоколада, разбив ее на мелкие куски внутри твердой упаковки. Мог бы он превратить этот шоколад в копье, которое пригвоздит Саммер к стене, заставит ее… погоди-ка, неужели это все, чего она хочет от Люка? Быть пригвожденной к стене? Возбуждение охватило Люка. Дикое желание просто сделать это. Заняться с ней сексом. Но если после этого она подарит ему свою фирменную туманную улыбку, то он…
– А я вот начал строить планы! Уже как наяву видел меню, на котором начертано мое имя, и слышал, как все говорят только обо мне так, будто я божество…
– Патрик, не вынуждай меня уволить тебя.
Патрик, который успел принять свою любимую позу «налей-мне-выпить», выпрямился.
– А ты бы уволил?
Его глаза осветились надеждой.
Сердце Люка сжалось так сильно, что он должен был хлопнуть шоколадом еще несколько раз. Putain, неужели Патрик близок к тому, чтобы начать собственное дело? И просит, чтоб его вышибли из гнезда? Лучшие из лучших всегда покидают Люка, черт побери. Он учил и воспитывал Патрика с того времени, когда тот был психованным пятнадцатилетним парнишкой, а Люк – девятнадцатилетним су-шефом.
– Нет. Ты же знаешь, я никогда никому не даю уйти от меня живым. Особенно если есть шанс вечно пытать людей, чтобы они расплачивались за непочтительность.
– Я уже не живой! – возмутился Патрик. – Смотри. Видишь палец? Кость уже торчит из него.
– Патрик, ты никогда не сможешь довести себя работой до того, что протрешь пальцы до кости, ведь ты все время спишь на моем столе. Кроме того, я уверен, что смогу найти хорошее применение твоей бессмертной душе, если и вправду убью тебя непосильным трудом. Иди займись делом, чтобы я тоже мог работать.
– Убьешь меня непосильным трудом? – Едва волоча ноги, Патрик направился к своему рабочему месту. – Или убьешь себя?
– Устроим соревнование, – сказал Люк. – И ты проиграешь.
Однако, когда в три часа дня они покинули кухни, было ясно, что именно Люк едва не проиграл. Он отлично контролировал себя, был твердым и решительным, но внутри его раздражение гремело, как немыслимый барабан, и пыталось прорваться сквозь кожу. Выпусти меня. Ничего не получается.
Нет. Все прекрасное получается благодаря самоконтролю. Контроль. Держи себя под контролем.
– Я сегодня вроде как скучал без Солнечного света, а ты нет? – Патрик бодро зашагал в ногу с Люком, когда тот направился к выходу. – Хотел бы я, чтобы она заглянула и уволила тебя еще разок. А ты не пробовал сделать ей бутерброд с арахисовым маслом и желе? Или еще что-нибудь такое, что могло бы ей понравиться?
Люк заскрипел зубами.
– Патрик. Я иду прогуляться. Мне необходимо на какое-то время выйти из отеля. Это значит, что тебе надо пойти в другую сторону.
– Но ты будешь скучать по мне, – проникновенно сказал Патрик, когда они вышли в вестибюль.
Люк тяжело вздохнул.
Патрик самодовольно усмехнулся.
И оба остановились как вкопанные, увидев Саммер Кори.
Она стояла в вестибюле лицом к мужчине, который казался слишком старым для нее, хотя сам он не согласился бы с таким утверждением. На нем был дорогой, сшитый на заказ костюм. Мужчина наклонился к Саммер и, казалось, считал ее своей собственностью. Она откинула голову, чтобы ясно видеть его лицо, маленькая, золотая и… Вероятно, чертовски сверхромантичное воображение Люка заставило его увидеть оленя, которого волк загнал в угол. После приезда Саммер меры безопасности в отеле, и без того первоклассные, были утроены. Она не должна была мириться с тем, чего не хотела.
Патрик метнул взгляд на Люка. От гнева тот застыл, потеряв способность думать о чем-либо, кроме того, что было у него перед глазами.
И тут Патрик прошел вперед, наклонился и поцеловал Саммер Кори прямо в ее ошеломленные губы.
– Ma chère[78], – лениво растягивая слова, он обнял ее одной рукой за плечи и притянул к себе прежде, чем Люк мог броситься на него и оторвать ему голову.
Гнев загремел в Люке, будто загрохотали раскаты грома.
Саммер с облегчением оперлась на Патрика, и ее теплая улыбка была обращена к нему одному.
– Кто это, дорогая? Ты опять развлекаешься, пока ждешь меня? Mais je vous remercie, monsieur[79].
Патрик небрежно взмахнул свободной рукой. Это был неопределенный, царственно изящный, немного презрительный жест, будто сам король милостиво поблагодарил придворного за то, что тот развлекал любовницу короля игрой на лютне, пока сам король занимался неотложными государственными делами.
– Кто вы? – Мужчина начал проявлять агрессию, забыв о культурном поведении.
Putain, сначала Патрик целует ее, потом обнимает, а теперь и Люку придется бороться за нее?
– Один из моих шеф-кондитеров, – весело сказала Саммер, и Люк стиснул зубы.
Патрик был его кондитером. Его су-шефом. А у нее может быть только… только он, Люк.
Он двинулся вперед слишком поздно, и ему ничего не осталось, кроме как убить их всех.
– Саммер! – окликнул спокойный и сильный женский голос.
Саммер оглянулась и бросилась к женщине.
– Кейд!
Кейд Кори Маркиз пошатнулась от столкновения и неловко обняла Саммер. Мужчина нахмурился и сделал шаг назад, будто эта стройная женщина с каштановыми волосами заставила его насторожиться, хоть и была много меньше его.
