Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
Моя просьба только добавила ей истеричности.
Ее вопли росли крещендо.
Она бросилась, растопырив иглы ногтей. На мне стали вспыхивать алые прочерки.
Я перехватил ее руки. Она забрыкалась ногами. Я сделал подсечку и аккуратно уложил на диван. Она вырвалась, метнулась на кухню, чем-то там громыхнула, вернулась, преградила путь в спальню – и снова орать, визжать, раздирать мой усталый мозг бредовой интерпретацией прожитой ночи.
– Может, ты заткнешься, а?.. – Я легонько сжал ее горло. – Пожалуйста, заткнись… – Деликатно прижал к стене. – Заткнешься ты или нет?! Ты, блядь, святая!!! – Она бесновалась за гранью сознания… И я ей хлестнул. Ладошкой. С одной стороны и с другой.
Помогло. В оглушительной тишине тяжко проследовал в спальню. Нет, ну надо же так меня завести – меня, терпеливейшего из смертных! И ладно бы сама была образцом добродетели. Так я еще должен оправдываться! Сука. Никакой, ни малейшей к ней жалости.
С ледяной невозмутимостью завалился спать.
Трудно сказать, сколько мне удалось отдохнуть. Похоже, немного. Потому что, когда меня разбудили, я испытывал тотальное отвращение к жизни.
Надо мной высились люди в сером.
Я с трудом сфокусировал зрение. Люди в сером были милицией.
– Одевайся, поедем в участок.
– На основании заявления потерпевшей.
11
Мне снился сон.
Тяжелый, мутный, тошнотворный. Парализующий возможность что-то предпринять. Вокруг все было чуждо, незнакомо, нереально. И в то же время – ощущение мучительного дежавю. Звучали голоса. Где-то когда-то я их уже слышал. Знакомый голос справа был явно женским, голос слева был мужской. Речь шла обо мне. Я, прислушиваясь, пригляделся.
И вдруг я осознал: я в зале суда, я подсудимый, меня судят.
Женский голос: «Этому человеку нет оправданья».
Мужской голос: «Он действовал в состоянии аффекта».
Женский: «Если имеется в виду алкогольное опьянение, то это как раз-таки – отягощающее обстоятельство».
Мужской: «Вы проводили наркологическую экспертизу?»
Женский: «Да это же видно невооруженным глазом!»
Мужской: «И это все, что вы можете предъявить?»
Женский: «Нет, не все. И вам это прекрасно известно. В вину вменяются: кража государственного имущества, незаконная предпринимательская деятельность, неуплата налогов, утаивание денег от семьи, супружеская измена и, наконец, главный пункт обвинения – подсудимый поднял руку на женщину!»
Мое сознание едва поспевало за их пикировкой. Однако за миг до следующей реплики я точно знал, что дальше прозвучит. Кошмар. Абсурд. И, тем не менее, все это было правдой. Здесь излагались факты, чья достоверность несомненна. Однако в совокупности все выглядело фарсом: все вроде бы и так – и все как будто понарошку. Хотел бы рассмеяться. Не смеялось. Судили-то меня всерьез. Хоть все и фарс, но я-то знал, что, в сущности, виновен.
И тут вмешался еще один голос: «Все это неважно!» Он грозно прогремел непосредственно предо мной. Не различив ни пола, ни лица, я догадался: это сам судья…
«В рассматриваемом деле принципиальны только два аспекта… Любовь… и Смерть».
Я проснулся. Спина занемела. Раскрыл глаза, огляделся. Я лежал на дощатом настиле от стены до стены. Грубая штукатурка, суровая краска. Железная дверь с решеткой в оконце. Я осознал, что моя лежанка называется «нары».
В двух шагах вытянулся человек. Неопределенного возраста. Смотрел в потолок. Одежда стиля двадцатилетней давности. На пальцах – татуировки. Видать, бывалый. Кто-то за стенкой стучался в дверь, звал дежурного. Дежурный не шел. Я взглянул на часы. Одиннадцать. Утра или вечера? Окошко на волю отсутствовало.
Черт возьми! Так это она меня сюда упекла! Воспоминание хлынуло сразу во всех подробностях: ночь, задушевные посиделки, вернулся домой, такси в зоопарк, утром снова вернулся, и ведь правда был с другом, но она уверена, что с любовницей. Отмстила. Тьфу, дура!
Дверь залязгала, громыхнула. Втолкнули еще одного. Молодой. Шмотки по моде. Лицо в свежих отеках и ссадинах. Голова перевязана. Сквозь неряшливый бинт просочилась кровь. «Кто тебя так?» – поинтересовался бывалый. «Мусора приложили», – тот весь трясся. Вскоре лег и свернулся калачиком.
Кажись, и я ее приложил. Да только не крепко. Так, слегка шлепнул ладошкой. Привел в чувство – совсем уж разбесновалась. А вдруг она накатала заяву посерьезней, чем простая семейная ссора? С нее станется. Да хоть бы и так. Свидетелей не было. Буду все отрицать.
Часы ползли. Голова трещала. Во рту все склеилось. «Есть курить?» – спросил перевязанный. У меня было. Я угостил. Страшно хотелось пить, но задымил с ним из солидарности. «Не спалитесь, – бросил бывалый. – Курить здесь нельзя. Если мусора увидят, будут проблемы».
Неожиданно я почувствовал, что хочу не только пить, но и писать. Постучал в дверь, кликнул дежурного… Тишина… Погромыхал, повыкрикивал: «Я хочу в туалет!»… Никого… «Ну что мне, на пол в камере ссать?!» «Терпи», – процедил бывалый.
Ситуация переставала казаться курьезом. Я сидел не в «обезьяннике», а парился в камере с уголовниками. Это недоразумение. Я стучался в дверь, но меня игнорировали. Мне невольно ближе становились сокамерники, а коридор за железной дверью превращался во враждебный мир мусоров.
И все – благодаря этой суке.
Было около трех, когда пришли за бывалым. Я вскочил. Презирая себя за вежливую интонацию, поклянчился в туалет. Снизошли, проводили. Какое блаженство! Как, в сущности, мало нужно для счастья! Бывалого увели. Вернувшись в камеру, я растянулся на нарах едва ли не с удовольствием.
«Тебя за что»?» – спросил перевязанный. «А-а, бесстатейная бытовуха. И базарить тут не о чем». – Я зевнул и уютно накрылся курткой. «А меня за квартиру. – Он тяжко вздохнул. – Два года минимум. Если повезет». Я молча пожалел этого неудачника. И втайне порадовался за себя. Мне-то предъявят мелкое хулиганство. В крайнем случае – влепят пятнадцать суток. Ничего страшного. Даже забавно. Экстремальный туризм. С этой веселой мыслью я снова уснул…
Проснулся от окрика:
– Кто здесь из зоопарка?!
– Из зоопарка?.. Кажется, я…
– К следователю!
Часы показали шесть.
Следователь был примерно моего возраста. Вежливо указал на стул. Я присел. Он начал формально: фамилия? имя? отчество? адрес? место работы… То, что я скорпиолог, показалось ему забавным. Улыбнулся. Я тоже. Мне, в свою очередь, показалось, его улыбка – хороший знак.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
