Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
«Да не выдумал ли проклятый Хэнкс свою болезнь?!» – вдруг озарило человека в сером. Странно и внезапно заболел мастер Хэнкс, и сначала это показалось подозрительным, но потом его первый помощник уверовал в свою счастливую планету и отбросил подозрения. Но теперь-то он не сомневался, что Хэнкс просто сделал его козлом отпущения, подставив его голову вместо своей!
Но зачем старой лисе понадобилось уничтожение королевы? Чем она ему насолила; какую опасность он видел в ней для государства? Если бы угадать мысли Хэнкса, тогда можно было бы представить это дело королю в каком-то ином виде…
Однако сколько человек в сером не думал, никакой опасности, исходящей от Анны, он найти не мог; как не поворачивай, королева была совершенно безобидным существом. Первый помощник пытался придумать, каким образом можно было бы свалить вину на Сью, но и здесь ничего не выходило. Было понятно, что фрейлина королевы и под пытками покажет, что она ничего не знала о преступной связи ее величества, и то же самое скажут все агенты, наблюдавшие за Анной.
Оставалось одно: пойти к королю и признаться в своем непозволительном упущении. Маленькая надежда оставалась у человека в сером на Хэнкса, – возможно, тот сумеет спасти его, помня о непорочной службе своего помощника. Если же нет, то было еще одно, последнее утешение: палач в королевской тюрьме был настоящим мастером своего дела и рубил головы осужденным одним молниеносным ударом, уверяя, что они не успевают почувствовать никакой боли, лишь приятную прохладу стали топора.
* * *
Когда Генрих прочитал письмо, он недоуменно посмотрел на помощника мастера Хэнкса.
– Это что же, подлог? – растерянно спросил он. – Кто-то хочет опорочить королеву?
– Нет, ваше величество. Письмо подлинное, – обречено сказал человек в сером, уже слыша хруст своих шейных позвонков под ударом топора.
– Подлинное? То есть вы хотите сказать, что его написала сама королева? – переспросил король, все еще отказываясь верить.
Человек в сером молча кивнул. Тогда лицо Генрих дрогнуло и жалобно исказилось, а из уст короля вырвался судорожный вздох, похожий на всхлипывание.
Человек в сером так испугался, что едва не потерял сознание; перед глазами у него всё поплыло, и он должен был отставить в сторону ногу, чтобы не упасть. Придя в себя, он увидел, что король побагровел настолько, что, казалось, кровь вот-вот прорвет поры его лица. Генрих жадно заглатывал воздух, разрывая камзол на груди; борода короля встопорщилась, а усы вздыбились выше носа.
У помощника мастера Хэнкса вырвался нервный смех, и он перестал понимать, где находится и что происходит вокруг него.
– Шлюха! Гнусная шлюха! – завопил король, и от его крика погасли огни свечей на большом напольном канделябре. – Отдаться какому-то ничтожеству, забыв о супружеской верности; слиться с ним в похотливом порыве, презрев чистоту и женское целомудрие; нарушить клятву, данную Богу, – какую подлую душонку надо иметь, чтобы пойти на такое! И она – моя жена?! Шлюха! Гнусная шлюха!
Получается, что она три года обманывала меня?! Хотела бежать с ним перед свадьбой – значит, уже тогда водилась с этим негодяем? Может быть, и Елизавета – не моя дочь? Могу ли я быть уверенным в своем отцовстве с эдакой женой? Почему она не могла забеременеть от меня после рождения дочери?… А я так любил Анну; любил ее взгляд, ее голос, ее походку; любил ее тихое дыхание в ночи, пряди ее волос, рассыпавшиеся по подушке, щеки, порозовевшие от сна; я любил запах ее духов, шелест ее платья, тепло ее руки в своей руке. Я готов был простить ей холодность, равнодушие и невнимание ко мне; после одного ее приветливого слова я забывал все нанесенные мне обиды; я гордился своей женой и радовался тому, что на ней женился! А она?! Она втоптала меня в грязь, надругалась надо мной, предала мою любовь! Шлюха! Мерзкая шлюха!
Она валялась в постели со своим любовником, забыв меня, заменив меня им! Она раздевалась перед ним, как передо мною, – и он рассматривал и ласкал ее, становясь ей мужем во плоти. Он входил в ее лоно, в святая святых, в алтарь супружества, – и осквернял его своим присутствием и своим семенем! И она позволяла ему все это, и стонала от удовольствия! Шлюха! Грязная шлюха!
Бог мой, ради этой потаскухи я развелся с Екатериной, которая, что ни говори, всегда была верна мне; поссорился с императором, который помогал нашему королевству. Я был проклят святейшим папой, я разрушил церковь, оплот нашей жизни; я казнил моих лучших подданных, я казнил сэра Томаса! Ради нее я навеки погубил свою душу! Шлюха! Подлая шлюха!
И она еще пишет о разводе?! Ха-ха-ха! Чтобы она гордилась собой, думая, какая она умная, как ловко она одурачила мужа, – и наслаждалась страстью с тем ничтожеством на мокрых от любовного пота простынях? Ну, нет, дорогая женушка, тебе придется заплатить за обман, за подлость и предательство! Я задушу тебя своими руками, гадина! Я отдам тебя палачу и буду смотреть, как он сдирает с тебя кожу и тянет из тебя сухожилия! Я прикажу поджарить тебя на медленном огне, залить твою глотку свинцом, переломать твои кости сустав за суставом! Шлюха! Преступная шлюха!..
Генрих задыхался от гнева; на глаза ему попался канделябр с погасшими свечами, и король с такой силой толкнул его, что тот со страшным грохотом упал, повредив красивую мозаику напольного покрытия. В дверях показалось испуганное лицо обер-лакея.
– Вон!!! – крикнул король, потрясая кулаками, и лакей моментально исчез.
Тут Генрих обнаружил человека в сером, застывшего посреди комнаты без движения и без дыхания.
– Хороша у меня секретная служба, нечего сказать! – с яростью сказал он ему. – Если уж такое просмотрела, то зачем она вообще нужна! Как вы могли не доглядеть за королевой? А может, Анна вас подкупила?… Вы пойдете на плаху!
– Ваше величество… – загробным голосом произнес человек в сером и замолк.
– Что, «ваше величество»? Я всех вас казню! И чем, интересно, занимается ваш руководитель? Наш славный мастер Хэнкс по-прежнему отдыхает в своем имении? – ядовито поинтересовался Генрих.
– Ваше величество, он серьезно болен. Не встает с постели. Неизвестно, дотянет ли он до лета, – человек в сером позволил себе вздохнуть.
– Болен? Я заметил, – его все время нет, когда что-нибудь случается! То он в отъезде, то болен. Послать за ним тотчас же! И пусть его привезут, даже если над ним уже прочитали отходную молитву! – и король со злостью пнул ногой поверженный канделябр.
* * *
Однако Генрих не мог оставаться во дворце, не мог просто ждать приезда Хэнкса и ничего не делать. Он чувствовал, что если срочно не уедет отсюда, то еще до вечера убьет Анну без суда и следствия. Взяв с собой отряд гвардейцев, король в сопровождении человека в сером сам поскакал в имение мастера Хэнкса.
Когда Генрих выезжал из города, дождь прекратился, из-за облаков выглянуло весеннее солнце, но к вечеру вдруг пошел такой снег, что всадникам, скачущим позади отряда, не было видно тех, кто скакал впереди. В быстро наступивших сумерках ощущение реальности, и без того призрачное, окончательно утратилось: в серо-белесой несущейся пелене снега очертания предметов размывались, создавая бесформенные причудливые силуэты; линии сливались и обрывались, образуя то зияющие пустоты, то переплетения сложных изломанных фигур; тени вдруг переходили в свет, сразу же гаснущий во тьме.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
