В этом путешествии многие люди вели себя хуже паршивых псов. Я говорю обо всех этих полных надежд дураках, которые закладывали любое имущество, лишь бы отправиться к сказочным приискам.
Пистолеты на их поясе бросались в глаза, как и шляпы от солнца и бравада. Но ни у кого не было смелости Лолы, чтобы воспользоваться ими.
В Калифорнию направлялись не только незадачливые золотоискатели. Сенаторы и журналисты тоже толпами рвались на запад; кто-то уже возвращался с «золотого побережья», другие же ехали туда, чтобы отметиться в поселениях, выраставших повсеместно, как грибы после дождя.
Здесь я впервые облачилась в мужские шаровары а-ля Амелия Блумер[42]. Когда поезд остановился, нас вместе со всеми пожитками загрузили в ненадежные местные каноэ и повезли по мутной реке в Горгону, откуда предстояло преодолеть на мулах двадцать миль до Панама-Сити на побережье Тихого океана. Я не хотела, чтобы насекомые заели меня до смерти, пробравшись под тонкие женские платья, которые я везла с собой в многочисленных сундуках.
В Горгоне каждый сам искал себе проводника и мула для нелегкого путешествия.
Усталые переселенцы ощущали новый прилив сил, глядя на длинный караван мулов, растянувшийся с востока на запад. На каждом животном были навьючены огромные мешки с самородками и золотым песком. Караван из пятнадцати мулов охраняли только двое вооруженных людей. Я с удивлением поинтересовалась, почему стражей так мало. Мне объяснили, что лишь безрассудному человеку может прийти в голову завладеть такими тяжелыми коробками. Но даже если подобное случится, этого дурака убьют одним выстрелом, раньше чем он сделает несколько шагов. Да и мулы с увесистой поклажей движутся слишком медленно, чтобы их могли угнать разбойники.
Правда, многие все же крали все, что плохо лежало.
Я не расставалась с хлыстом. Вскоре мои многочисленные сундуки с платьями тоже навьючили на мулов. Я убедилась, что животные тащат столько, сколько им по силам, и угостила руганью и хлыстом жадного болвана, который при мне плохо обошелся с мулами.
В итоге покорный караван тащил на своей спине вдоль Панамского перешейка несметные богатства и потрясающий гардероб Лолы Монтес. Эта новость вскоре достигла Сан-Франциско, легендарного города баснословного «золотого побережья».
Наконец с узкой тропы, по которой шли мулы, открылся вид на суету Панама-Сити. Здесь цивилизация обосновалась на границе с еще одним могучим океаном. Тут нам предстояло ждать среди многих других посадки на корабль до Сан-Франциско.
В то время Лола Монтес начала оставлять свой след в умах, сердцах и истории этого региона. Никогда еще после Баварии я не была столь уверена в собственном предназначении. О дивный новый мир![43]Ты мой!
Отель «Какао грув» был единственной сносной гостиницей в городе. Я сняла номера и оказалась среди политических деятелей из администрации Франклина Пирса[44], только что прибывших из Нью-Йорка, и владельцев нескольких видных изданий Сан-Франциско. Боже! Когда я не ругаюсь с газетчиками за распространение гнусной клеветы о моих талантах и жизни, мне удается неплохо ладить с их хозяевами, например с мистером Беннеттом из «Геральд».
Пока мы ждали места́ на следующем пароходе до Сан-Франциско, я с легкостью организовала салон прямо в отеле. Грубоватые репортеры, ожидавшие увидеть неуклюжую амазонку, размахивающую кнутом, уходили, воспевая мою «утонченную фигуру, правильные и красивые черты лица, яркие и выразительные глаза и великолепное чувство такта».
Ха! Скоро они узнали подлинный характер Лолы.
Пока мистер Миддлтон из «Панама стар» и другие ему подобные общались со мной возле входа в отель, один из их числа поднялся, чтобы пройтись по окрестностям, и исчез в темноте за воротами. Затем мы услышали два торопливых щелчка револьвера, но выстрела не последовало. Любитель ночных прогулок заверещал, что его убивают. Снова щелкнул револьвер, но, видимо, всегдашняя тропическая влажность сослужила оружию недобрую службу.
Я поднялась со стула, велела своим собеседникам сбегать за фонарем и нырнула в темноту. За мной бросились и остальные, включая того, кому удалось раздобыть лампу. Мы увидели спину убегающего злодея. Один из моих напарников выстрелил, но от влажности порох отсырел. Вот почему я считаю идеальным оружием хлыст. Он никогда не подводит, в отличие от пистолета, и позволяет держать дистанцию, в отличие от ножа.
Мистер Милн дрожал как осиновый листок, когда мы поравнялись с ним. Я отвела его обратно на веранду, расспросив о том, кто желает ему зла. Поскольку он не мог назвать ни одного врага (а это, на мой взгляд, признак бесхарактерности), то я пришла к выводу, что это владельцы гостиниц «патрулировали» территорию, тем самым вынуждая людей искать убежища в принадлежащих им отелях.
– Как вы могли, сэр, – спросила я трусливого Милна, – стоять там, словно мишень. Когда слышите выстрелы, нужно юркнуть в темноту, потом поймать нападающего за волосы и звать на помощь, не переставая при этом порицать преступника. Именно так поступила бы я, и он сбежал бы сразу.
Мистер Милн не нашелся что ответить, кроме как умолять меня остаться в Панама-Сити и выступать в здешнем театре.
Но я уже достаточно сыграла в этой сцене неудавшегося убийства.
Джентльмены пели мне дифирамбы по кругу.
Два дня спустя я села на колесный пароход под названием «Северянин», принадлежавший компании «Пасифик мейл» и направлявшийся – куда же еще? – на север, в Сан-Франциско. Героиня в поисках еще одной территории, которую намерена завоевать. Из атлантической мощи Нью-Йорка я направлялась к тихоокеанскому величию Сан-Франциско на другой стороне континента, в город, где кипела промышленность и блестело золото.
Я затянулась свежей сигариллой на палубе. Теперь я курила, наверное, по пятьсот штук в день, но делала лишь пару затяжек. Мужчины ходили за мной хвостом, собрались вокруг меня, чтобы предложить облегченные сорта табака – отличительный знак такой «дикой и волевой, но не безнравственной женщины», как я. Но кто я такая, чтобы пренебречь хоть кем-то из моих обворожительных ухажеров?
Глава семнадцатая
Боевое дежурство
Ибо земля эта наполнена кровавыми злодеяниями, и город полон насилий.
Иез. 7: 23
Из заметок Шерлока Холмса
Задумчиво покуривая трубку, я изучал свое местоположение и его преимущества: пересечение Пятой авеню и 42-й улицы, напротив печально известного особняка мадам Рестелл. В том темном доме лишь несколько дней назад получило ужасающую развязку одно из дел, в котором участвовали ваш покорный слуга и Ирен Адлер Нортон. Какую мелодраму состряпал бы из этих событий Уотсон, не узнаю ни я, ни любители подобного чтива, ко всеобщему душевному спокойствию. Я отвлекся от недавнего прошлого и с мрачной улыбкой созерцал настоящее – белую каменную конструкцию, триумфальный замок Уилли К. Вандербильта. Рядом с самыми богатыми домами облюбовали местечко мальчишки, торгующие газетами, а Пятая авеню стала прибежищем для множества торговцев разного пошиба, как и в любом из соседних нью-йоркских районов.
