«Виолет хотела, чтобы сына оставили в больнице, — размышлял Латиф. — Сама так сказала. Она ходатайствовала о продлении срока лечения. Спрашивается, почему?»
Тут на противоположной стороне улицы золотом вспыхнула коротко стриженная белокурая головка. Казалось, вдоль витрин скачет солнечный зайчик: появляется, исчезает, а потом появляется снова. Мальчишка Хеллер… Девушки рядом с ним не просматривалось, но это, естественно, ничего не значило. С трудом, опираясь на дверную раму и стопку газет, Латиф начал подниматься. Дверь зло скрипнула и приоткрылась вовнутрь, заставив детектива вскочить. Белокурая головка поблескивала над тусклыми машинами — на солнце такую из виду не потеряешь! Латиф зашагал в ногу с беглецом. «Как в Крестный ход влился!» — подумал он и отругал себя за очередное глупое сравнение. С точностью педанта детектив ставил одну ногу перед другой и, стиснув зубы от усердия, удерживал равновесие. Даже убедившись, что это не мальчишка, а Виолет, Латиф не окликнул ее и не попытался догнать. Улица словно расширилась и стала эдакой полноводной рекой, переходить которую побоялся бы любой здравомыслящий человек. На пересечении Десятой улицы и Вашингтон-стрит Латиф собрал все свое мужество и опасливо выступил на проезжую часть. На полпути он осознал, что у затылка до сих пор болтается окровавленная бумажная салфетка.
Виолет заметила Латифа и, остановившись, наблюдала, как он ковыляет в ее сторону. Он же целиком и полностью полагался на ее благоразумие. Заслонив глаза от солнца, Виолет разглядывала его так пристально, словно вспоминала, встречались они прежде или нет. Впоследствии ее непробиваемое спокойствие озадачило детектива и укрепило в подозрениях, но в тот момент он был искренне благодарен Виолет за терпение. Судя по ощущениям, его голова сместилась и двигалась отдельно от тела, а земля превратилась в зыбучий песок — в тот момент Латиф физически не мог проникать в истинную суть вещей. В тот момент он мечтал об одном — чтобы почва не ускользала из-под ног, причем в самом буквальном смысле.
Латиф ожидал увидеть Виолет огорченной, как минимум расстроенной или даже разгневанной, но она излучала безмятежность и спокойствие. Она подошла к нему, улыбнулась и взяла за руку.
— У вас кровь! — сморщив нос, проговорила Виолет. Таким тоном уместнее было бы сказать: «У вас пятно на рубашке» или «Вы испачкались».
— Меня сбил велосипедист, — объявил Латиф.
— Поня-ятно, — безмятежно протянула Виолет и убрала с его шеи салфетку. — Вам нужно к врачу.
— А как вы себя чувствуете?
— Со мной все в порядке. Почему спрашиваете?
— Потому что… — начал Латиф, но осекся, решив не раскрывать карты. — Из-за того приступа. Я испугался, что вы заболели.
— Сперва позаботимся о вас! Идти можете?
Однако Латиф не привык к заботе со стороны потерпевших, а забота Виолет была ему и вовсе невыносима. Он осторожно высвободил руку.
— Мисс Хеллер, если вы страдаете заболеваниями вроде астмы или подвержены приступам мигрени…
— Нет, — покачала головой Виолет, — у меня нет ни астмы, ни приступов мигрени, ни скарлатины. Давно вы потеряли моего сына?
«Ну вот, началось!» — подумал Латиф, потупился, словно провинившийся школьник, и, чувствуя, как судорога сводит пальцы ног, подготовил ответ.
— Минут пять назад, — наконец проговорил он. — Может, десять.
— Не беспокойтесь, детектив. — Виолет достала сигарету и закурила. — Я знаю, где Уилл и Эмили.
— Откуда? — далеко не сразу переспросил ошарашенный Латиф.
Виолет улыбнулась и пожала плечами.
— Они пошли к реке.
Латиф ждал пояснений, но они не последовали.
— К какой реке, мисс Хеллер? К Ист-Ривер? К Гудзону? — уточнил он и, прищурившись, добавил: — Надеюсь, не к Гарлему?
— Ближе всех отсюда Гудзон, — спокойно ответила Виолет.
— Простите, что спрашиваю, но почему вы раньше не сказали? Я бы организовал…
— Я не могла сказать раньше. — Виолет снова взяла его за руку. — Сама только что это поняла.
Латиф мрачно кивнул и ослабил узел галстука. «Радуйся, что она так спокойно приняла твое фиаско!» — велел он себе. Они не мешкая зашагали на запад, к многоэтажной автостоянке и причалу в конце Хьюстон-стрит. Судя по скорости, Виолет особо не спешила.
— Можно поинтересоваться почему? — не выдержал Латиф.
— Что, почему?
— Почему дети отправились к реке?
Казалось, Виолет обрадовалась вопросу.
— Когда Уилл был маленьким, перед сном дедушка рассказывал ему сказки. Самой любимой была о подземном городе размером с Манхэттен, только задом наперед…
— Задом наперед?
— Я неправильно выразилась, — поджала губы Виолет. — Нужно было сказать «вверх ногами». Самая высокая точка Манхэттена в том городе оказывалась на самой глубине. — Она сделала паузу, чтобы проверить, слушает ли Латиф. — В подземном городе имелась река под названием Мусаконтас. Уилл даже малышом понимал: дедушка рассказывает сказку, но Ричард поклялся, что это правда. — Виолет снова взяла Латифа за руку, то ли желая прибавить шагу, то ли опасаясь, что он упадет. На ее лице появилось непонятное детективу выражение. — Мусаконтас протекает под Вестсайдской автострадой.
Латиф набрал в грудь побольше воздуха.
— Ясно, только какое отношение эта, хм, Миссакворум…
— Мусаконтас, — терпеливо поправила Виолет.
— Зачем вашему сыну туда идти?
— Разве это не очевидно? До Эмили Уилл добрался, но спокойствия и уверенности не чувствует. Он попытается увести ее под землю.
Перед мысленным взором Латифа возникла исчезающая в норе крыса, и он потупился, чтобы спрятать лицо от Виолет. Новая идея казалась притянутой за уши, однако имела такое же право на существование, как остальные. «Она же его мать, — думал детектив. — Они небось и мыслят одинаково, ну, до определенной степени». Вслух он ничего не сказал и позволил Виолет вести себя дальше, восторгаясь ее самообладанием. «Только посмотри на эту женщину! — сказал себе Латиф. — Она абсолютно уверена, что мы найдем ее сына за следующим поворотом. Возможно, у меня другое мнение, но у нее этого и в мыслях нет!»
Свое мнение Латиф решил не озвучивать. Он на секунду остановился и, крепко держась за руку Виолет, приказал себе справиться с наступающей дурнотой, а затем, как вагон за локомотивом, двинулся за ней по улице. Уверенность уверенностью, но в полном отсутствии сомнений и в неспешной, размеренной походке Виолет было что-то нелогичное и неуместное. «Она одержима сыном, — подумал Латиф. — Еще в Управлении сама примерно так и выразилась, а я не обратил внимания».
Когда они добрались до Вестсайдской автострады, словно по команде загорелся зеленый. Полосы, ведущие в центр, Виолет пересекла за шесть стремительных шагов. Теперь она казалась еще решительнее и сосредоточеннее и настоящим локомотивом тащила Латифа вперед, явно забыв о его травме. Виолет смотрела то прямо перед собой, то озиралась по сторонам, подмечая каждую значимую деталь. Полосы, ведущие из центра, она пересекла чуть ли не автоматически, подняла воротник и величавой статуей застыла на обочине. С реки дул ветер, и Виолет заслонила глаза рукой. Она почти перестала вглядываться в нескончаемый поток прохожих и словно чего-то ждала. «Рассчитывает, что мальчишка сам прибежит к ней, как намагниченный», — с изумлением подумал Латиф. Боль и тошнота практически исчезли, сменившись тяжестью и непонятной апатией. Удобнее всего было списать это состояние на несчастный случай: он ведь поранил голову, потерял много крови, вероятно, получил сотрясение мозга, только ощущение беспомощности возникло намного раньше. Латиф с самого начала знал, что не поймает детей: он просто не смог дать себе такую установку. Если честно, он не мог дать ее себе и сейчас.
