– Понятно, вы держите меня за идиота, – сказал Клайв. – Но запутался не я один. Запуталась уйма народу. Зрители. Уже поползли разговоры. То ли еще будет, если Джим станет отцом.
– Какие еще разговоры?
– Люди… – Клайв нервно покосился на Софи. – Люди считают, что я должен сидеть дома с Барбарой.
– В какое время?
– В любое, когда я не дома.
Заинтригованные, все смотрели на него.
– Почему они так считают?
– Откуда мне знать? Со всех сторон несется: «Я Барбаре скажу». И тому подобное. Это я слышу постоянно, как только появляюсь на публике.
– И что ты отвечаешь? – поинтересовалась Софи. – Как реагируешь на такие выпады?
– Ничего не отвечаю! Не прерывать же ужин с коллегой.
– Разве не мы – твои коллеги?
– С коллегой по актерскому цеху.
– И все же я не понимаю, – продолжала Софи. – Вот зашел ты в паб…
– Ну допустим, – сказал Клайв.
– …выпить пива с приятелем…
Софи оставила небольшую паузу, но Клайв этим не воспользовался.
– …а окружающие говорят, что нажалуются Барбаре? С какой стати?
– Да пусть себе говорят, – вмешался Тони.
– Но мне неприятно, – заявил Клайв. – И к тому же это оскорбительно для моих… для моих коллег.
– Для тех приятелей, которые у стойки потягивают пиво?
– Я вот о чем подумал… – Билл рассеянно почесал подбородок. – Не оттого ли все путаются, что ты и вправду спишь с актрисой, которая играет Барбару?
– Люди этого знать не могут.
– Теперь определенно знают, – возразила Софи. – Людям, похоже, больше говорить не о чем, кроме как о моей интимной жизни.
– Я имею в виду – обидно для тебя, Клайв, – уточнил Билл. – Если бы тебе было плевать, знает Барбара или нет, ты, наверное, пропускал бы мимо ушей их угрозы сообщить Барбаре.
– Им нечего сообщить Барбаре, – сказал Клайв.
– То есть тебе нечего ей сообщить.
– Я хочу сказать одно: сниматься в популярном ситкоме – та еще холера, – сказал Клайв. – И я не желаю усугублять такое положение. Что, если я уйду?
– Это кто сейчас говорит: Джим или Клайв?
– Разумеется, Клайв, если ты, идиот, еще не понял!
– Но если ты уйдешь, мы не сможем делать сериал «Барбара (и Джим)», – заметил Билл.
– Это самый большой комплимент, который я от тебя слышал.
– Сериал будет называться просто «Барбара», – добавила Софи. Это была ее излюбленная колкость.
– Вот это меня и тревожит, – сказал Клайв. – Если я брошу Барбару с ребенком, мне и вовсе проходу не дадут. Затравят.
– А ты, Софи? – спросил Деннис. – Почему ты не хочешь детей?
– Хочу, – ответила Барбара. – Только не от него.
– Надо было до свадьбы соображать, – сказал Клайв.
Деннис вдруг понял, что сентенция Билла больше не работает: Барбара и Джим перестали быть вымышленными персонажами. Их оживили любовь и доверие публики; теперь им требовались забота и опека. А он мог дать и то и другое, поскольку дома опекать было некого. У него теплилась надежда, что и остальные испытывают сходные чувства.
Эпизоды были в основном рассчитаны на двоих – такой формат, похоже, устраивал и сценаристов, и актеров, и критиков. Но поскольку действие «Годовщины» происходило в шикарном ресторане, Тони с Биллом включили в сценарий еще одну пару – пожилых мужа и жену за соседним столиком: те наводят ужас на Барбару и Джима, громогласно обрушивая друг на друга накопившиеся обиды и супружеские разочарования, а в финале Джим даже вынужден их разнимать, потому что жена молотит мужа кулаками по голове.
Придя на работу в среду утром, Деннис застал приглашенных актеров под дверью репетиционной; оба сидели с недоуменным видом. Мужчина явился в галстуке-бабочке, а женщина – в шляпке времен Мэри Пикфорд. Оба сгорали со стыда: они убавили себе возраст. В актерском отделе Деннис специально оговорил типажи: пара слегка за шестьдесят, муж – свежеиспеченный пенсионер, жена – хорошо сохранившаяся феминистка. Однако эти двое выглядели так, будто на один день были отпущены из дома престарелых. Если выстроить мизансцену в соответствии со сценарием, то репетиция грозила окончиться смертоубийством.
– «Барбара (и Джим)»? – с надеждой спросил старичок.
У него был зычный голос и рафинированный выговор. Если бы галстук-бабочка вдруг заговорил, подумал Деннис, его речь звучала бы именно так.
– Да, мы здесь, – ответил Деннис. – То есть я. Ума не приложу, где остальные.
Они вошли в репетиционную, Деннис поставил чайник, а Дульси и Альфред засуетились со своими пальто, шляпами и текстами. От их одежды и даже от имен веяло нафталином и эдвардианским упадком.
– Мы влюбились в этот материал, – сказала Дульси.
– Вчера до поздней ночи репетировали в постели свой диалог, – добавил Альфред.
Деннис на мгновение лишился дара речи.
– Угу, – опомнился он, – так вы женаты?
Такой вопрос явно задел их за живое.
– Какая у людей короткая память, – печально сказала Дульси Альфреду.
– Да этот юноша, по всей видимости, нас и не знал, – отозвался Альфред. – Уж полвека минуло.
– Сколько вам лет, голубчик? – спросила Дульси.
– Двадцать девять.
– Вот видишь, – повернулась она к мужу.
– А вы спросите у своей мамы, – посоветовал Альфред.
– Обязательно, – пообещал Деннис. Он решил, что лучше не уточнять, о чем именно следует спросить маму.
– А драматурги придут? – спросила Дульси. – У нас есть к ним кое-какие предложения.
– Предложения – это хорошо, – сказал Деннис. – Я уверен, драматурги вас очень внимательно выслушают.
Чтоб неповадно было опаздывать на репетиции.
Билл и Тони появились с новой версией сценария, но только через час. Для Денниса этот час тянулся, как дождливое военное лето в Норфолке, у бабушки с дедом.
– Кто же это к нам пожаловал? – спросил Тони.
– Дульси и Альфред, – с широкой улыбкой сообщила Дульси.
– Работаете в паре?
Улыбка исчезла с лица Дульси.
– Можно и так сказать, – ответил Альфред. Он тянул с объяснениями, но в конце концов понял, что их не избежать. – У нас – семейный дуэт.
– С чем вас и поздравляю, – вставил Билл.
Дульси ободряюще сжала мужу ладонь:
– Не обращай внимания.
– Телевизионщики, – мрачно выговорил Альфред.
Тони озадаченно уставился на Денниса, но тот не придумал, как без слов намекнуть, что Дульси с Альфредом, по всей вероятности, прославились в годы Первой мировой и что их брак, вероятно, стал событием национального масштаба.
