По возвращении в палаццо Толомеи Джульетту осыпали градом пренеприятнейших вопросов и обвинений, щедро сдобренных едкими комментариями о ее деревенских манерах.
- Может, у крестьян так принято, - ехидничала тетка, таща за собой племянницу за руку, - но здесь, в городе, незамужние благовоспитанные девицы не бегают на исповедь, чтобы вернуться спустя несколько часов с горящими глазами и… - Монна [27]Антония гневно впилась взглядом в племянницу в поисках других доказательств обмана. - И растрепанными волосами! Отныне никаких больше вылазок, а если тебе непременно нужно беседовать с твоим драгоценным братом Лоренцо, будь любезна делать это под нашим кровом. Болтаться по городу, отдав себя на милость каждой сплетне и каждому насильнику, - заключила тетка, втащив племянницу на второй этаж и втолкнув в ее комнату, - тебе больше не позволено.
- Лоренцо! - вскричала Джульетта, когда монах, наконец, пришел проведать ее в эту золоченую клетку. - Мне запретили гулять! Я просто теряю рассудок! О! - Она металась из угла в угол, схватившись за волосы. - Что он обо мне подумает! Я сказала, что мы увидимся! Я обещала!
- Тише, милая, - сказал брат Лоренцо, пытаясь усадить ее на стул. - Успокойтесь. Синьор, о котором вы говорите, знает о ваших неприятностях, и это лишь укрепило его привязанность. Он велел передать вам…
- Вы с ним говорили! - Джульетта схватила монаха за плечи. - О, благословенный Лоренцо! Что он сказал? Перескажите же мне скорее!
- Он сказал… - Монах полез куда-то под рясу и извлек свиток пергамента, запечатанный синим воском. - Передать вам это письмо. Держите. Это для вас.
Джульетта благоговейно взяла свиток и помедлила секунду, прежде чем сломать печать с орлом. Ее глаза расширились, когда она развернула пергамент и увидела густую вязь коричневых строк.
- Как красиво! В жизни не видела ничего столь элегантного! - Повернувшись к брату Лоренцо, она постояла секунду, поглощенная своим сокровищем. - Он поэт! Как красиво он пишет! Какое искусство, какое… совершенство! Должно быть, работал всю ночь!
- Сдается мне, он работал несколько ночей, - сказал брат Лоренцо с капелькой цинизма в голосе. - На это письмо ушло много дорогой телячьей кожи и целый ворох перьев.
- Но я не понимаю эту часть. - Джульетта живо повернулась, чтобы показать монаху отрывок из письма: - Почему он говорит, что мои глаза принадлежат не моему лицу, а звездному небу? Мне кажется, это было задумано как комплимент, но, ей-же-богу, достаточно было сказать, что они у меня небесного цвета. Мне непонятен этот аргумент.
- Это не аргумент, - возразил брат Лоренцо, забирая письмо. - Это поэзия, явление иррациональное. Ее назначение не убеждать, а доставлять удовольствие. Я так понимаю, вы довольны?
Джульетта восхищенно выдохнула:
- О, еще бы!
- Тогда, - чопорно ответил монах, - письмо сослужило свою службу, и я предлагаю нам с вами забыть о нем.
- Подождите! - Джульетта выхватила свиток из рук брата Лоренцо. - Я должна написать ответ.
- Это несколько затруднительно, - парировал монах, - потому что у вас нет ни перьев, ни чернил, ни пергамента.
- Нет, - согласилась Джульетта, ничуть не обескураженная. - Но вы мне все это добудете. Тайно. Я в любом случае хотела вас об этом просить, чтобы написать, наконец, моей бедной сестре… - Она повернулась к брату Лоренцо, ожидая увидеть готовность бежать выполнять ее приказ. Ответом ей было открытое несогласие и нахмуренные брови, и она нетерпеливо всплеснула руками: - Что опять не так?
- Я не поддерживаю это предприятие, - покачал головой чернец. - Незамужней девице не подобает отвечать на тайное письмо, особенно…
- А замужней подобает?
- …Особенно учитывая, кто его прислал. На правах старого доверенного друга я должен предостеречь вас против пагубного влечения к Ромео Марескотти… Подождите! - Брат Лоренцо поднял руку, предупреждая реплику Джульетты: - Да, я согласен, он не лишен своеобразного обаяния, но в глазах Бога он отвратителен.
Джульетта вздохнула.
- Вовсе он не отвратителен. Вы просто завидуете.
- Завидую? - презрительно фыркнул монах. - Мне нет дела до внешности, ибо жизнь плоти длится от утробы до могилы. Я говорю о низости его души.
- Как вы можете говорить такое о человеке, спасшем наши жизни? - резко возразила Джульетта. - О человеке, которого до той минуты не встречали, о котором ничего не знаете!
Брат Лоренцо предостерегающе поднял палец.
- Я знаю достаточно, чтобы предсказать его будущее. В этом мире есть растения и твари, которые служат лишь одной цели - навлекать страдания и несчастия на все, с чем судьба приведет им соприкоснуться. Взгляните на себя! Вы уже страдаете от этой связи!
- Но ведь… - Джульетта замолчала, справляясь с волнением. - Но ведь его добрые дела искупил и любые пороки, которые, может, и коренились в нем раньше! - Видя враждебность на лице Лоренцо, она очень спокойно прибавила: - Небеса не выбрали бы Ромео своим инструментом в деле нашего избавления, не пожелай сам Господь его спасения.
- В силу своей божественной природы боги не имеют желаний, - поправил ее брат Лоренцо.
- Ну а я имею. И хочу быть счастливой. - Джульетта прижала свиток пергамента к сердцу. - Я знаю, о чем вы думаете. Вы хотите меня защитить как старый, верный друг и боитесь, что Ромео причинит мне боль. Великая любовь, считаете вы, несет в себе зерно великой скорби. Возможно, вы и правы. Возможно, мудрый отвергнет первое, чтобы спастись от второго, но я скорее предпочту дать выжечь себе глаза, чем родиться слепой.
Прошло много недель, и много писем было написано, прежде чем состоялось второе свидание Джульетты и Ромео. Пылкость их переписки нарастала неистовым крещендо и разрешилась, наконец, несмотря на все попытки брата Лоренцо унять бурю юных чувств, взаимным признанием в вечной любви.
Лишь один человек был посвящен в романтическую тайну Джульетты - ее сестра-близнец Джианноцца, единственная родная душа, оставшаяся у нее в этом мире после того, как Салимбени вырезали их семью. Джианноццу выдали замуж годом раньше, она уехала в имение мужа на юге Италии, но сестры всегда были дружны и часто обменивались письмами. В те времена чтение и письмо были редким умением для юных девушек, но мессир Толомеи от души ненавидел бухгалтерию и с удовольствием возложил эту часть домашних обязанностей на жену и дочерей, которым все равно было нечем заняться.
Однако при постоянном обмене письмами доставку писем Джианноццы можно было назвать в лучшем случае нечастой, и Джульетта подозревала, что ее собственные письма опаздывают точно так же, если вообще доходят до адресата. После приезда в Сиену она не получила от Джианноццы ни единой весточки, хотя и послала ей несколько сообщений об ужасной резне в их доме и неласковом приеме, а теперь и о настоящем заключении в доме дяди Толомеи.
