А может, Питер знал, мрачно подумал Роб. Может, он не хотел попусту тратить свое будущее наследство на дорогостоящее лечение. В любом случае…
– Питер убил Сару, – прошептала Шейла, закончив мысль Роба. Питер убил ее наверняка, как если бы пустил ей пулю в сердце.
Шейла Адамсон верила, что смерть Сары была хладнокровным, преднамеренным убийством. Видные адвокаты Адамсонов, выслушав слова Шейлы, возможно, разделили ее ужасающую веру, но они понимали, что законным путем ничего сделать нельзя. Это были чистой воды предположения, не существовало ни малейшей улики, ничего, что можно было доказать.
Адвокаты настоятельно советовали семье никому не рассказывать об этой теории. Обвинения звучали клеветнически, и если Питер Дэлтон был тем человеком, каким считали его Адамсоны, и если бы до него дошли эти обвинения, дело приняло бы очень опасный оборот.
Роб и Джеффри вняли предостережениям адвокатов, как, очевидно, и Шейла, но только после того, как поведала обо всем Виктории Эллиотт, своей ближайшей подруге.
Адамсоны носили траур в достойном молчании. В их сердцах гнездилась ненависть, проникая все глубже, медленно убивая их.
Роб переехал в Нью-Йорк и основал поразительно удачный журнал «Портрет». Но триумф был безрадостным. «Портрет» рассказывал о замечательных, талантливых, творческих мужчинах и женщинах, таких как Питер Дэлтон, чья карьера оказалась головокружительной и необычной, как с гордостью и предсказывала Сара. По всему Манхэттену за Питера поднимали тосты, хотя сам он редко слышал их лично, предпочитая держаться в тени, а не блистать в ресторанах – «У Сарди», в «Лютеции», «Цирке» и «Брук-клабе».
Роб следил за успехами Питера, слышал тосты и бесился от беспомощной ярости. На частый вопрос: «Когда Питер Дэлтон появится в «Портрете»?» – он отвечал гробовым молчанием и личной клятвой: «Никогда». Не то чтобы это как-то повредило Питеру. Роб ничем не мог ему навредить. Да и как, чем он мог ранить его настолько, чтобы это сравнилось с тем, что Питер сделал с Сарой?
В конце концов из-за того, что Нью-Йорк не приносил ему ни радости, ни покоя, а только бесконечные страдания, Роб переехал в Лос-Анджелес.
Время шло, и по мере того как чувства уступали место разуму, Роб стал рассматривать преступление Питера как беспечность поглощенного собой человека, а не как хладнокровное убийство. Роб не мог поверить, что в сердце человека может жить такое зло. А если такое зло и существовало, он не хотел верить, что милая, нежная Сара стала его жертвой.
Преступление Питера Дэлтона состояло в беспечном предательстве доверия, а не в расчетливо продуманном убийстве… но результат был один и тот же.
Питер должен был защитить Сару. Он обещал, что защитит. Питер нарушил обещание, и Сара умерла. И вот за это Роб всем сердцем ненавидел Питера Дэлтона.
Глава 11
Лос-Анджелес, штат Калифорния
Август 1984 года
«Я здесь чужая», – наконец поняла Эллисон.
Здесь – это в паддоке, в первый день соревнований по конному спорту на летних Олимпийских играх 1984 года.
Пространство паддока представляло собой возбужденный, излучающий энергию водоворот лошадей и всадников. Эллисон получила специальный пропуск от команды Соединенных Штатов по конкуру. Они были ее друзьями, эти мужчины и женщины, которые могли бы быть ее товарищами по команде.
Особый пропуск в паддок был знаком внимания, и ее друзья-наездники очень тепло встретили ее: «Эллисон, ты прекрасно выглядишь!» Но они были одеты для верховой езды, а на ней – легкое хлопчатобумажное платье. Их тела были гибкими, ладными и сильными. Она тоже была стройной, но уже недостаточно сильной, и тело ее было не таким, как раньше. Они приближались к осуществлению своей мечты, и их сердца учащенно бились от нетерпения, от переполнявшей их кипучей энергии, а ее сердце сжимала боль, потому что она понимала, что является всего лишь зрителем в этом мире, который так долго был ее домом.
И не жалость ли видела в их глазах Эллисон? Жалость и удивление, что она все же пришла?
Эти десять августовских дней должны были стать заключительной главой в истории Эллисон Фитцджеральд, чемпионки по конному спорту. Эллисон провела все лето, пытаясь примириться со своей мечтой. И она действительно примирилась… примирилась с тем, что потеряла, и с тем, что ожидало ее впереди.
Эллисон верила, что, если она проведет эти дни, болея за своих друзей – и за Смокинга, – сражающихся за золотые, серебряные и бронзовые медали, и став напоследок частичкой этой энергии и возбуждения, она достойно завершит свою историю. Но она ошиблась. История – ее история – закончилась три года назад.
Торопливо покидая паддок, Эллисон ждала, что из глаз у нее хлынут слезы. Но слез не было! Вместо пустоты Эллисон почувствовала облегчение. А потом пришло когда-то знакомое, почти забытое ощущение решимости и радости. Решимость и радость были ее старыми друзьями. Они всегда сопровождали Эллисон на конюшню, а теперь были рядом, когда она ее покидала.
По мере того как Эллисон двигалась по запруженным автострадам из Лос-Анджелеса в Беверли-Хиллз, решимость и радость крепли и нарастали. Когда же она поставила свой автомобиль на стоянку позади «Элеганса», ее глаза сияли, а сама она улыбалась.
– Эллисон!
– Здравствуй, Клер. Готова приступить к работе.
– Сегодня? Но ведь Игры только начались.
– Сегодня.
– Потрясающе. Вот только я не успела подготовить для тебя рабочее место. Перегородки заказаны, но еще не привезены. Я планирую поставить их вот здесь.
Клер двигалась среди разноцветных образцов покрытий для пола, обоев и тканей, которые ковром устилали полы в «Элегансе». «Элеганс» был рабочей мастерской, без всяких претензий на шик. Кабинетом Эллисон должен был стать отделенный перегородками закуток.
– Смотри! – Из маленькой коробки на полу Клер достала визитную карточку цвета слоновой кости. Над названием, адресом и телефоном «Элеганса» было написано золотыми буквами: «Эллисон Фитцджеральд». – Неопровержимое доказательство, что это место твоей работы.
– Выглядит чудесно! – Уже серьезно Эллисон добавила: – Рабочее место не так уж важно, Клер, а вот поработать мне хочется.
– Твое желание исполнится. – Клер глянула на часы. – Через пятнадцать минут.
– Правда?
– Да. От начала и до конца это будет твой проект. Я как раз заполняла бланк, когда ты приехала.
– И что это?
Клер хитро и значительно улыбнулась:
– Белмид.
– О!
Белмид был известной достопримечательностью Бель-Эйр, изысканный сельский коттедж во французском стиле, построенный в конце 30-х годов кинопродюсером Франсуа Ревелем для своей возлюбленной, знаменитой Селесты. По меркам Бель-Эйр, Белмид был небольшим домом, романтическим, очаровательным любовным гнездышком, откуда открывался ничем не нарушаемый вид на ослепительные солнечные закаты над синим, как сапфир, Тихим океаном.
