«Ниман Маркус» распродал все наши платья, после чего нам позвонили из «Бергдорф-Гудман» и предложили Теккерею демонстрацию моделей прямо на подиуме магазина. Если все это было результатом лишь одного снимка Нины с нашим пакетом в руках, очевидно, ее появлению в платье «Грейс» предстояло разительно изменить судьбу и бизнес Текка.
Дизайнеры, обслуживающие актрис, представляют собой печальное зрелище. Теккерей, обычно беспечный и хладнокровный, стал дергаться каждый раз, когда открывал журнал и видел фото Нины. Когда ее имя упомянули в выпуске теленовостей, он покрылся холодным потом. Его температура опасно подскочила, когда она появилась в платье другого дизайнера. Эффект Нины — как назвал его Теккерей — поразил его сильнее птичьего гриппа.
Глава 17 Обольщение младенца
Клянусь, на свете нет зрелища шикарнее, чем белый лыжный комбинезон от Эреса на крыше шале постройки двадцатых годов во Французских Альпах. Загорать на ярком солнце при семидесяти градусах по Фаренгейту, когда на земле два фута снега, а над головой ярко-синее небо, — это для меня величайшая в мире роскошь. А белое на белом — верх элегантности. И невероятно идет любой женщине, особенно когда эффект усиливается горой белых махровых халатов и таких же тапочек.
Когда всего за несколько дней до Рождества Хантер объявил, что его французский партнер предложил ему на праздники свое лыжное шале в Мегеве, я немедленно стала собирать вещи. Мегев, самый необычный курорт в Альпах, по сравнению с которым Аспен выглядит как известный всем парк в Вашингтоне. Здесь полно узких, извилистых, вымощенных булыжниками улиц, уютных ресторанчиков, очаровательных бутиков, а в самом центре — безупречно чистая церковная площадь. Наше путешествие оказалось довольно утомительным: мы вылетели в Париж ночью, успели на утренний рейс в Женеву, но, когда наконец прибыли на место, я поняла, что дело того стоило.
Обросшее сосульками маленькое шале выглядело как иллюстрация к сказке «Гензель и Гретель». Гостиная была обставлена диванами с поблекшей от времени обивкой и устлана овечьими шкурами, а спальня настолько романтична, что мне вообще не хотелось ее покидать. Постель была застлана дорогим, под старину, бельем и покрыта меховым пледом. Я словно очутилась на съемке рекламы лыжных костюмов Ральфа Лорена в Альпах, только все было еще великолепнее. И кому есть дело до того, что я никогда не стояла на лыжах?
— Это просто божественно, Хантер, — выдохнула я, когда мы бросили вещи в спальне.
Мы приехали в середине дня, и солнце отбрасывало последние серебристые лучи на девственно-белые горы.
Хантер со счастливой улыбкой обнял меня:
— Ты рада, что мы проводим Рождество не в Нью-Йорке?
— Еще бы! — взволнованно воскликнула я, Последние несколько дней Хантер был так нежен и так заботился обо мне во время нашей поездки, что таинственный эпизод шоу Барбары Уолтерс постепенно стал казаться совершенно не важным. Теперь, когда мы очутились в этом волшебном местечке, тревоги прошедших месяцев рассеялись.
Но тут в дверь спальни постучали. Появилась горничная с двумя шоколадными пирожными на подносе и адресованным мне конвертом. Я надорвала край и прочитала:
Дорогие Сильви и Хантер!
Не поверите, но я сейчас рядом, в шале Камиллы де Дордонь. Придете вечером на коктейли?
Целую, Лорен.
Лорен, как и ожидалось, увильнула от всех приглашений на Рождество и в последнюю минуту решила провести неделю с Камиллой, прелестной тридцатисемилетней французской графиней, пребывавшей в давнем и счастливом замужестве с Давидом де Дордонь, банкиром, которому она отдала свою девственность в семнадцать лет в гштадском отеле «Палас». («Мне в голову бы не пришло потерять ее в другом месте», — неизменно твердила она.) Через шесть недель они поженились, и теперь ее трое детей были совсем взрослыми. В Париже Камилла владела магазином эксклюзивного фарфора и обожала устраивать судьбы своих друзей. Лорен надеялась с ее помощью завершить свой проект обольщения пятерых мужчин именно здесь, на склонах гор.
«Я рассчитывала, что Камилла сведет меня с сыном князя Монако, — рассказывала Лорен подругам. — Не думаете, что из него выйдет идеальный номер четыре? Может, даже стоит подумать о замужестве. Единственное предложение, которого я не смогу отвергнуть. Надо же — Лорен, княгиня Монако!»
В начале вечера мы с Хантером подъехали к шале Камиллы. Честно говоря, я так устала, что, как бы ни любила Лорен, все же была не в настроении общаться с кем-то посторонним после долгого перелета. Мы решили заглянуть ненадолго, а потом вернуться и улечься, обнявшись, в божественно мягкую, накрытую мехом постель.
Шале «Дордонь» было выстроено семьей Давида в двадцатых годах и пряталось чуть в стороне от крутой горной тропы.
В дверях нас встретила Камилла, миниатюрная красавица в широких твидовых брюках и светло-голубой атласной блузке, приоткрывавшей молочно-белую кожу. Интересно, как это француженки умудряются выглядеть настолько сексуально? Так консервативна и в то же время так соблазнительна! Настоящая современная Роми Шнайдер!
— А, добрый вечер! — приветствовала она, дважды целуя меня в каждую щеку, после чего повторила процедуру с Хантером. — Добро пожаловать.
Потолок гостиной был высоким и сводчатым. Дверь из нее выходила на длинный балкон-галерею, а оттуда можно было попасть в спальни. В доме было полно гостей. Повсюду бегали дети, а взрослые собрались вокруг камина выпить перед ужином. В комнату вошел Давид, муж Камиллы, одетый в безупречно-белую сорочку, молескиновые брюки и мокасины, он был самим воплощением европейского банкира на отдыхе: смартфон, казалось, так и прилип к его ладони.
— Подогретого вина? — спросил он.
— М-м… Merci, — пробормоталХантер.
Давид налил нам вина, и все уселись на диваны у ярко горящего огня.
— Лорен привезла с собой подругу Марси, весьма неприятную особу, — нахмурившись, сообщила Камилла.
— Почему вы так решили? — удивилась я, пригубив вина, приятно согревшего внутренности и восхитительного на вкус.
— Марси дурно на нее влияет. У нее в голове одни развлечения, как у подростка. Я сказала Лорен, что она слишком много всего пережила и должна принять твердое решение выйти за богатого мужчину. Никто из ее друзей не желает видеть, как она страдает.
— Вряд ли Лорен будет так уж страдать, если не выйдет за богача, — заметил Хантер.
— Никто не способен страдать больше, чем богатая женщина, в обществе мужчины, который…
— Сильви! Хантер!
Мы подняли головы. Марси, перегнувшись через балкон второго этажа, бешено махала руками. Выглядела она изумительно, но для подобной обстановки абсолютно неуместно, в своем оранжевом бархатном платье для коктейлей от Лилы Роуз, с широченной шелковой оборкой у горла.
— Мы прекрасно проводим время. Здесь нет ни одного ньюйоркца. Все торчат в Антигуа, бедолаги.
