Книга Легионеры - Михаил Нестеров

Чеченская республика, 2001 год, 26 марта, понедельник

Игорь Стеблин держал в руке штык-нож – базовую модель для автомата Калашникова, нож, который раньше видел только на стенде своей войсковой части: с двухсторонним лезвием длиной более двадцати сантиметров и желобами по бокам. Держать такой нож было неудобно; другое дело современный штык-нож с развернутым наоборот лезвием и пилкой на обратной стороне. Однако лезвие у него короче, чем у этого, которым Игорь чуть ли не насквозь пронзил чеченского боевика. Случилось это три дня тому назад, а сейчас этим же ножом Стеблин, стараясь не шуметь, проделывал отверстие в стволе березы на расстоянии полуметра от земли.

Весна. Русская береза тянет соки из земли и дает напиться. Вначале мутноватая, затем кристально чистая влага заскользила по лезвию штыка, скопилась в желобке для стока крови, и матрос сглотнул маленькую порцию березового сока. Он отчетливо представил себе сентябрь двухтысячного года, когда его взвод 414-го отдельного батальона морской пехоты был высажен на гору в районе Дарго. Задача ставилась на сутки, взвод же выполнял ее четыре дня. Боеприпасов много, продпайка – совсем ничего. Морпехи питались грибами и пили росу, собирая ее в котелки. О том, чтобы спуститься в ущелье, никто не думал, сразу попадешь в плен к “духам”. Взвод высадили “вертушкой”, а выходить предоставили собственными силами.

“Лучше бы тогда была весна, как сейчас”. Желание морского пехотинца ассоциировалось с призывом в армию. Только весной, о которой он то ли мечтал, то ли жалел, он бы попал в плен. И провел бы в неволе либо год, либо два. Наверное, оттого такие противоречивые мысли пришли в голову пехотинца, что полгода назад он бы не ползал на коленях, собирая росу, а пил березовый сок, который сейчас придавал ему силы.

Он шел только в светлое время суток, а ночью устраивал себе лежку: срезал молодые деревца и привязывал их в полуметре от земли к большим деревьям, в основном букам, сверху укладывал толстые ветки и присыпал их прошлогодней, уже просохшей в некоторых местах листвой. Стандартная лежка для отдыха тех разведчиков, кому предстояло менять товарищей в дозоре; когда идет дождь, сверху натягивают солдатские плащ-палатки. Спать на настиле, сделанном на холодной земле, Игорь остерегался: запросто подхватишь воспаление легких. А ему еще идти и идти.

Чтобы выжить в чеченских горах, нашпигованных минами и растяжками, которых осталось и с первой чеченской кампании и понаделанных в эту, Игорь шел кабаньими и медвежьими тропами. Если появлялась такая возможность, он передвигался только по следам медведя. Косолапый, в отличие от кабана, который может напороться на растяжку, идет осторожно, чует ловушки, взрывчатку и всегда обходит их стороной. Война научила даже диких зверей, научила их выживать в новых условиях. Медведь – самый опытный из них, считай – разведчик.

“Русский разведчик”, – шутил матрос, отыскивая на земле следы бурого.

Но, похоже, “русский разведчик” начал петлять. Следы косолапого вывели Игоря к ночной стоянке. Вот и хорошо, горько усмехнулся пехотинец, не придется заново строить себе лежку. По положению солнца на небе Игорь определил примерное время: шесть – половина седьмого. Через час-полтора начнет смеркаться. И он принял окончательное решение остаться здесь на ночь. Решение, которое далось ему с трудом: больше двенадцати часов пошли насмарку; а он чувствовал – еще немного, и он выйдет к своим. Преследователи вроде бы отстали, но теперь, когда он потерял сутки, могли приблизиться вплотную.

Как и вчера, прежде чем подготовиться к ночевке, он по всем правилам стоянки заминировал подходы к своему одинокому лагерю – два вероятных подхода к нему, поскольку гранат у него было всего три: две эргэдэшки пошли на растяжки, а третью он, как обычно, оставил себе и – “духам”. Заодно обезопасил себя от “русского разведчика” – медведь, если вдруг захочет полакомиться человечиной, обойдет лагерь стороной. Что касается других зверей – милости просим к нашему шалашу. Если и продавать себя, то дорого.

Баночка с медом, которую он вместе с одеждой и оружием забрал у убитого им “духа”, подошла к концу. Сделав привычный надрез на березе, пехотинец воткнул под углом штык-нож и по каплям, стекающим с лезвия, определил на земле место для банки. Наберется полная, будет готов ужин – сладкая водичка, медовуха безалкогольная.

Стеблина воротило от запаха чужого пота, которым пропиталась одежда, висящая на его исхудавшем теле мешком. Ладно бы там она была с плеча своего товарища, а дух – именно дух, а не запах – порой вызывал тошноту. И еще кровь, запекшаяся на куртке с теплой подкладкой, пахла. Наверное, пахла. И... чуть отбивала, что ли, кислую вонь. Отмывала – что ни говори, кровь врага, в плену у которого Игорь провел полгода.

Сжав в руках трофейный югославский “Калашников” “М-80” с деревянным прикладом и цевьем, продрогший и уставший беглец подавил в себе желание разжечь хотя бы маленький костерок – в ямке рядом с лежкой, словно приспособленной для огня. Скинуть ботинки, которые были на размер больше, протянуть натертые до кровавых мозолей ноги к теплу, зажмуриться от счастья и облегчения, вздохнуть и – все же уснуть на голой земле. Отключиться хотя бы на полчаса, не вслушиваться ежеминутно в бездушный шелест голых ветвей над головой, сухой трепет кустарника и хлопающие с еле различимым подвыванием крылья птиц.

Вчера ближе к полудню Игорь с высотки наблюдал в трофейный бинокль небольшое селение. В основном старики и женщины, несколько молодых чеченцев и никого в форме российских военнослужащих. На такие селения кавказский пленник нагляделся достаточно. Все жители в нем словно слепые, не хотят замечать, точнее, остаются равнодушными к тому, кто и с кем время от времени входит в их дома, остается на ночь, пополняет запасы продовольствия, достает из тайников оружие, прячет в глубоких подвалах пленников. Спуститься в это село означало рискнуть головой, которую он буквально вытащил из петли двумя днями раньше. Кто знает, может, жители в этом селении предупреждены боевиками и встретят гостя приветливо, предложат лучшее место в доме, угостят сытным обедом.

В ушах стояло предостережение тяжело раненного майора спецназа, попавшего в плен пару месяцев назад. Его боевики казнили на второй день, не захотели возиться с раненым. “Я всех чеченцев, – горячо шептал майор на ухо пехотинцу, – юнцов, взрослых, которые в горах, называю и буду называть бандитами. Каждый из них убивал, все это бред, пустые разговоры, что кто-то из них заблудился. Единицы, кто лично не спускал курок и не резал горло русским, но они смотрели, стояли рядом, улыбались. И все они ненавидят русских, при случае всадят нож в спину. Таких не перевоспитаешь. И ты, парень, все сделай для того, чтобы каждый из них получил пулю. Лучше убей негодяя, зверя, прежде чем он убьет настоящего человека. Чтобы ни ты, ни кто-то другой не мучился совестью. Потом не мучился, понятно? Когда я убивал, не казнил себя, потому что я – санитар леса, я – волк. И зря “духи” называют себя волками. Они – болезнь. А мы с тобой – оружие против этой заразы”.