— Может, мне снова стать двенадцатилетней, раз уж некоторые обращаются со мной как с девчонкой, — процедила Трисия. Скорчив гримаску, она изобразила ямочки на щеках и сказала: — Папочка велит мне немедленно возвращаться домой.
Кэссиди успела наступить мне на ногу, прежде чем я сказала все, что думаю о мистере Винсенте. Если кто-то способен помешать тебе совершить бестактность, прежде чем ты до нее додумаешься, значит, вы и впрямь хорошо знакомы. При этом она воскликнула:
— Быть того не может!
Я отдернула ногу, решив, что раз Кэссиди может высказаться, то чем я хуже:
— Тот самый папочка, который сегодня велел тебе убираться?
— Мама убедила врачей, что Дэвиду не стоит оставаться в больнице на ночь, поэтому его отпускают. Все семейство должно быть в сборе, чтобы оказать ему достойный прием. Ведь, несмотря на подозрение в убийстве и попытку самоубийства, мы так рады возращению Дэвида в лоно любящей семьи. — Она швырнула салфетку, схватила свою сумочку и встала.
— Но ты-то не поедешь? — спросила Кэссиди.
— Придется.
— Вовсе нет, — возразила Кэссиди. — Ты уже взрослая и сама принимаешь решения.
— Все не так просто, — сказала я, видя, как Трисия страдальчески сморщилась. Кэссиди права, но нетрудно представить, чего это будет стоить Трисии. К тому же она все-таки хотела помочь брату. Ради этого мы и стараемся.
— Мы держимся вместе, потому что это наш долг. От нас ожидают такого поведения. Оно подобает Винсентам.
— Имидж vincit omnia, — сказала я.
— Вот именно. Кроме того, там будут Ричард и Ребекка, а я не хочу, чтобы меня считали менее почтительной, чем они. Ведь это я уговорила вас взяться за расследование, чтобы спасти Дэвида.
Спасти от закона или от себя самого — этот вопрос так и не был задан. Мы с Кэссиди не сомневались, что нам ее не переубедить. В любых отношениях очень важно умение вовремя прекратить спор и принять решение другой стороны, даже если оно кажется неверным.
Однако мы с Кэссиди настояли на праве заплатить по счету, посадить в такси и обнять на прощание.
— Я сейчас прямо домой, и, если я тебе понадоблюсь, приезжай без предварительного звонка, — сказала я ей.
— Нет, пусть позвонит мне, чтобы я тоже приехала, — поправила меня Кэссиди.
— Вы лучшие подруги на свете, — сказала Трисия с наигранным оптимизмом.
— Ты самая лучшая, — хором ответили мы и помахали ей вслед.
— Ох. Ты. Боже. Мой. — Кэссиди отбила ритм на тротуаре, опираясь на шпильку босоножки как на рычаг. — Мало того что ее семейство возвело запрет в ранг искусства, скоро они начнут брать деньги за допуск в свой круг.
Я всей душой переживала за Трисию, но в жизни есть такие моменты — визиты к дантисту, примерки, семейные неприятности, — которые за тебя не переживет никто, как бы он тебя ни любил.
— Значит, едешь домой? — спросила Кэссиди.
— Раз я сказала ей, что поеду, — значит, поеду. Так, на всякий случай.
— Ладно. Я тоже.
— Просто потому что?.. — подсказала я.
— Я этого не говорила.
— Просто я подумала…
— А ты заметила, что так делает детектив Кук? Начинает предложение, чтобы ты его закончила?
Внезапно мне захотелось почистить зубы.
— Я больше не буду. И это подлость.
— Я не нарочно.
— У тебя природный дар. И куда же ты поедешь?
— Так, в одну галерею. Может, еще и не поеду.
— Поезжай, но не выключай телефон. Не заезжай никуда дальше Пятнадцатой улицы, тогда успеешь ко мне вовремя.
— Я буду на связи на случай, если позвонит Трисия, но ты ведь помнишь того славного греческого мальчика на прошлой вечеринке у Элисон?
— Тот, что делает инсталляции на тему разложения животных? Да уж, такое нельзя пропустить.
— Это метафора.
— Тачка с навозом тоже метафора.
— Ты это о шикарной красной тачке, блестящей от дождя?
— Не совсем. Ладно, развлекайся.
Кэссиди поймала такси и поехала в Западный Челси, а я поехала домой, размышляя о Трисии и Винсентах, считавших, что возвращение Дэвида из больницы — отличный повод продемонстрировать семейную солидарность. Ну а мне необходимо установить связь между Вероникой и убийством, чтобы полицейские навестили ее и забрали бутылку с шампанским. Пусть Дэвид предается горю, Трисия приходит в себя, жизнь продолжается — для всех, кроме Лисбет.
Входя в подъезд, я размышляла о справедливости и мести, где они пересекаются и где расходятся, и не сразу заметила, что швейцар протягивает мне маленький и неаккуратный сверток.
— Добрый вечер, Дэнни, — сказала я, не зная, взять сверток или просто выразить восхищение.
— Заходил детектив, — сказал Дэнни и сунул сверток мне в руки.
— А в нем, случайно, ничего не тикает? — пошутила я, встряхивая сверток, отчего внутри что-то захлюпало.
Дэнни сочувственно кивнул:
— Детектив сказал, что у вас вышла размолвка.
— Да ну? — Не знаю, что меня больше потрясло — признание Кайла или то, как передал его Дэнни. Швейцар, похоже, ждал, когда я разверну подарок, так я и сделала, в последний миг сообразив, что, если там окажется флакон с лубрикантом или даже пена для ванны, я еще долго буду краснеть, проходя мимо Дэнни.
Слава богу, там оказалась банка зеленых оливок. Я в недоумении воззрилась на них. Может, намек на мартини? Но тут Дэнни указал мне на прикрепленную снизу записку: «Увы, но оливковую ветвь мира сейчас не достать. Позвони мне. Кайл».
Дэнни похлопал меня по спине:
— Он славный парень.
Входя в квартиру, я все еще улыбалась. Сняла босоножки и подняла трубку, чтобы позвонить Кайлу, но тут обнаружила на автоответчике три сообщения. Первое — от Фреда Хагстрома, бывшего коллеги по «Цайтгайсту», который приглашал меня на коктейльную вечеринку. Второе оставил сосед Маршалл, хотел, чтобы я поливала его цветы, когда на следующей неделе он уедет в отпуск. Пока я размышляла, как же Маршалл, наверное, ненавидит свои цветы, зазвучало третье сообщение. Явно измененный голос произнес:
— Прекрати, или следующей будешь ты. Говорят, во второй раз убивать легче.
11
— Даже если тебя преследуют, нельзя забывать о приоритетах.
— Ее не преследуют, ей угрожают. Это разные вещи.
— Будем спорить о юридических терминах?
Должно быть, приятно, когда близкие люди спорят, кто из них тебя больше любит, но, если один из них обладает горячностью Кэссиди, а другой — упрямством Кайла, есть отчего прийти в отчаяние.
