Он закрыл глаза, собираясь с силами.
— Да, — прошептал он.
Удивительно, но Хэтти не сказала ни слова, пока он пытался расслабить мышцы, сжавшие горло. Но тишина была недолгой.
— Ты сказал ей?
— Нет.
— Почему? Позвони ей. И скажи.
Он вспылил:
— Что пользы звонить? Она решит, что я опять стараюсь что-то получить — ее фотографии или ее деньги.
— Ни то, ни другое не кажется мне таким уж плохим. Миллиард долларов — не такая вещь, чтобы начхать и забыть, Т.К.
— Миллиард долларов, — повторил он с отвращением. — Знаешь, что я думаю об этом миллиарде? Если бы она сожгла эту кучу банкнот, чтобы поджарить сосиску по-венски, я бы плясал от радости вокруг костра.
Хэтти затянулась сигаретой и выпустила несколько колец дыма.
— Если бы у нее не было этих денег, — продолжал он, испытывая нарастающую тоску, — ничто не помешало бы мне. Я сделал бы все.
— Для чего?
Смущенный признанием, он отвернулся от Хэтти, пораженный тем, как пристально она глядит на него, будто что-то замышляет. Когда она смяла окурок в пепельнице, Тайс заметил одну странную вещь — маленькую черную дырочку в стенке коробки с пивом. Прищурив глаза, он наклонился вперед, чтобы лучше видеть.
Это было не простой дыркой, понял он. Это было застекленным отверстием. Похожим на… объектив фотоаппарата.
Зарычав, Тайс вскочил с дивана и схватил коробку с пивом. Хэтти пронзительно вскрикнула и бросилась на него, пытаясь вырвать тяжелую коробку у него из рук.
— Не сломай камеру, Т.К. Она обошлась мне в целое состояние!
— Камеру, черт побери! Сломать надо твою проклятую шею! Ты что, совсем не имеешь представления о порядочности? Не могу поверить, что ты…
— Я должна была сделать это, Т.К.!
— Что сделать? — потребовал он. — Продать меня телевизионной бульварной программе? Сделать несколько снимков для первой страницы твоей паршивой газеты?
Стиснув зубы, он с отвращением выпустил коробку из рук. Хэтти прижала ее к груди и упала обратно в кресло. Пошатываясь, Тайс подошел к окну, отодвинул штору и вгляделся в летние сумерки. Как он и предположил, микроавтобус с окнами из тонированного стекла стоял на другой стороне улицы, рядом с машиной Хэтти.
Микроавтобус для электронного наблюдения, вне всякого сомнения.
Содрогаясь от ярости, испытывая боль от предательства, он прошел через гостиную, рывком распахнул входную дверь и зашагал по лужайке. Хэтти следовала за ним на безопасном расстоянии.
— Успокойся, Т.К. Это совсем не то, что ты подумал. Я все объясню.
Он не желал ее объяснений. Ее поступку нет прощения. Он ей доверился, дал то, что ей нужно, чтобы опять послать репортеров в безумную погоню за Клер. У них появились новые причины охотиться за ней… и упоминать ее имя в заголовках бульварной газеты.
Он больше не лгал. Я скорее дам вырвать себе сердце…
Собираясь выбросить из машины любого и голыми руками разломать аппаратуру наблюдения, он дернул в сторону боковую дверь микроавтобуса, смутно увидел бледную женщину с широко раскрытыми глазами и остановился так внезапно, что его сердце замерло с глухим стуком.
Великий Боже… он, наверное, бредит?
Клер стояла в дверном проеме, ее глаза и ресницы блестели от слез в тусклом отсвете телевизионного экрана.
Тайс не мог пошевелиться… или понять, что происходит.
— Что… что ты здесь…
— Все честно, — прошептала она, смахнув слезинку с уголка глаза. — Раньше ты шпионил за мной… — ее пристальный взгляд ласкал его лицо, — теперь я шпионю за тобой.
Его горло сжалось, он не верил своим глазам. Она была здесь, из плоти и крови, она улыбалась ему сквозь слезы, блестевшие на лице, и голос ее был мягким и нежным, как поцелуй.
— Клер, — выдохнул он, его руки сами собой скользнули вокруг ее тонкой талии.
— Я подумала, что было бы неплохо поджарить сосиску по-венски, — прошептала она, обвивая руками его шею, — ты знаешь, ради этого я бы сожгла эту кучу банкнот. Мне как раз пришло в голову, что ты мог бы прийти и, ну, допустим, поплясать вокруг моего костра.
Смысл ее слов медленно доходил до него по мере того, как рассеивался туман в голове. Она слышала все, что он говорил недавно Хэтти, — все, что он стремился сказать ей.
— Я сожгла бы все мои деньги, — поклялась она, — если бы знала, что они мешают тебе любить меня.
— Ничто не может помешать мне любить тебя, пылко произнес Тайс. — Ничто.
Когда чувства стеснили его грудь так сильно, что он уже не мог говорить, Тайс поднял Клер, вынес из микроавтобуса, поставил на землю, крепко обнял и поцеловал со всей радостью, бурлящей в нем. Ее ответ зажег мгновенный жар, и он должен был вынудить себя отстраниться от нее, чтобы восстановить некоторое подобие самоконтроля.
Когда наконец Тайс обрел способность произносить слова, он прошептал:
— Я хотел поговорить с тобой о твоей фамилии. Ты была Ричмонд, попробовала быть Джонс. Что ты скажешь о фамилии Уокер?
Она вопросительно подняла брови.
— Ты имеешь в виду миссис?
— Да, миссис Тайс Уокер.
Она сделала вид, что обдумывает это, затем объявила:
— Это я! — Ее улыбка наполнилась любовью, радостью и всем тем, чего она ожидала от жизни. — Я хочу, чтобы мое имя звучало именно так.
Он привлек ее к себе, она запустила пальцы в его волосы и откинула голову. Он прижал ее спиной к микроавтобусу, становясь все более настойчивым.
Она нашла любовь! Она поняла это, ошеломленная своей удивительно счастливой судьбой. Она любила его полностью, безоговорочно, без малейшего сомнения в его любви к ней.
Бог внял ее детским молитвам.
— Пойдем в дом, — попросил он охрипшим голосом. — Нам следует сделать личный досмотр и удостовериться, что на тебе нет «жучков». Весьма тщательный досмотр.
По его вспыхнувшим глазам она поняла, что в его намерения входило много больше. Эта мысль ей очень понравилась.
Он поднял ее и понес к дому. Ни он, ни она не подумали о королеве бульварной прессы, вооруженной заряженной фотокамерой.
Им это было совершенно неважно.
