Но лишь слегка, что вновь заставило его задуматься.
— О чем еще ты хочешь поговорить до свадьбы? Возможно, ты хочешь в чем-то признаться?
Эмили отвела взгляд.
— Как мы уже обсудили, у меня нет ни тайных детей, ни скандальных бывших любовников. Я крайне скучная особа, вот увидишь.
Это был достойный ответ, хотя она и не уточнила, что ей не в чем признаться. Малкольм решил не напирать. Он редко оставлял такие вопросы без ответа, однако какую бы тайну она ни скрывала, эта тайна не оправдает его в глазах общества — и его собственных, — если он решит бросить ее у алтаря.
И, вместо того чтобы продолжать расспросы, он засмеялся.
— Ты не бываешь скучной, Эмили. И что бы нас ни ждало впереди, это точно не скука.
Она улыбнулась ему, и его подозрения временно отступили. Достаточно будет того, что она придет в его постель. Пусть они женятся не по любви, и любовь между ними может не вспыхнуть в дальнейшем, но обязательства перед кланом он выполнит. И их наслаждение будет взаимным.
Даже если любовь не родится — он уверял себя, что и похоти будет достаточно.
Глава восемнадцатая
Эмили дождалась четвертого дня, но с трудом. В те редкие минуты, когда матушка, Мадлен и Элли оставляли ее в покое, уединение, которое раньше помогало ей справиться с эмоциями, лишь добавляло слишком много времени для мыслей. И мысли бесконечно метались между восхищением и желанием убежать, между жаждой прикосновения Малкольма и страхом, что эта страсть приведет ее к гибели.
И когда карета, везущая ее к церкви, выехала на неровную дорогу, Эмили задумалась о том, что едва ли Малкольм собрался погубить ее. Она вела себя как последняя распутница, когда он того требовал, ей хватало малейшего одобрения, чтобы просить о наслаждении, в котором она всегда себе отказывала. Проснувшись на следующее утро, в безопасности своей девичьей постели, к которой пришлось пробираться по темным ночным коридорам, она стыдилась того, что Малкольм сумел остановиться, когда она не смогла. Если бы он ее не оттолкнул, ту ночь она провела бы в его постели, забыв обо всем, и отдала бы ему свою девственность.
Сегодня, в первую ночь после того как она станет графиней, она наверняка потеряет невинность. Малкольм больше не будет сдерживаться, только не после того, как три дня наблюдал за ней взглядом разбойника, готовящего засаду. Эмили лишь надеялась сохранить разум. Она не могла позволить ему лишить ее рассудительности, она должна была помнить, кем была и чего действительно хотела от жизни.
Мадлен прервала ее размышления.
— Ты хмуришься, Милли. Что случилось?
Эмили вцепилась в ремень на стене кареты, когда та подпрыгнула на очередном ухабе.
— Нужно было поехать верхом. Дорога здесь отвратительная.
— Это единственное, что тебя беспокоит? — уточнила Мадлен.
— Конечно нет, — огрызнулась Эмили. — Насколько я помню, ты сама нервничала в день своей свадьбы, но я тебя за это не укоряла.
— Потому что надеялась, что, разнервничавшись, я решусь отказать Фергюсону, — со смехом возразила она.
— Я признаю, что была не слишком благожелательна к герцогу Ротвелу и тому, как он тебя преследовал, — сказала Эмили и продолжила, игнорируя фырканье Мадлен: — Но я действительно вижу, насколько глубоки твои чувства к нему. И для тебя день свадьбы был счастьем, а не обузой.
Они с Мадлен находились одни в карете, и это были их последние минуты наедине перед свадьбой Эмили. Мать Эмили и леди Карнэч уехали первыми, с ними Элли, Фергюсон и его сестры, а за ними и братья Малкольма. Все они будут ждать в церкви, или кирке, как называли ее МакКейбы. И Малкольм тоже будет там, готовый заявить права на остаток ее жизни.
Эмили вздрогнула, лишь слегка, но от Мадлен это не укрылось. Она наклонилась к сестре и взяла ее за руку.
— Ты считаешь Малкольма обузой?
Эмили не знала и не позволяла себе думать о нем, чтобы не сбежать по пути к алтарю.
— Что будет, то будет, Мадлен. Моя судьба связана с ним, нравится мне это или нет.
Мадлен не ответила. Эмили уставилась за окно. Горы казались сказкой — холмы и утесы были покрыты влажной от тумана растительностью. В день ее свадьбы шел дождь. Она пыталась не думать об этом, как о знамении.
— Ты его любишь? — спросила Мадлен, сжимая ее ладонь.
Эмили резко втянула воздух.
— Я едва его знаю.
— Я тоже не знала Фергюсона до того, как он сделал мне предложение, но я уже тогда знала, что полюблю его.
Эмили отняла руку.
— Не всем так везет, Мадди.
Она кривила душой. Да, она действительно едва знала Малкольма. Все мелочи вроде того, какой пудинг ему нравится, любит ли он охоту, где покупает себе сапоги, были для нее полнейшей загадкой.
Но она знала, что он хороший человек. И знала, что он может завоевать ее сердце хитрой улыбкой и приключениями в лунном свете. Она никогда не думала, что кто-то с такой легкостью может преодолеть все ее баррикады. И мысль о том, что она может его полюбить, что потеряет свое сердце и отдаст ему всю себя, пугала Эмили больше всего остального.
Она не стремилась скорее попасть в церковь, но с их приездом Мадлен пришлось прекратить вопросы. Церковь оказалась древней и очень красивой. Гирлянды цветов обрамляли дверь и спускались на каменные ступени. Алекс ждал ее возле арки, уже готовый вести к алтарю.
Эмили заставила себя улыбнуться. Она нервничала почти до обморока, но никто в этой церкви, особенно Малкольм, не должен был увидеть ее страха.
* * *
Малкольм стоял у алтаря, надежно расставив ноги и сцепив руки за спиной. Шумный смех братьев и разговоры, ведущиеся на церковных скамьях за его спиной, заполняли уши, и он жалел, что уж эти-то точно не сбегут.
Удрать от них было бы легко. Любой другой приход в этой области согласился бы их обвенчать. Шотландские браки заключались проще английских, без чепухи вроде оглашения имен собирающихся стать супругами и без всяческих там удостоверений.
И ему не нравилось стоять перед всем кланом, слышать их пьяные веселые голоса и знать, что он не сделал всего возможного, чтобы выполнить свой долг перед ними. Эмили должна была стать его графиней — сейчас она была единственной женщиной, которую он мог представить в этой роли, но она не была холодной невестой, выбранной из политических соображений на благо его клана.
Он лишь надеялся, что они оба не пожалеют о том безрассудном поцелуе, который сковал их вместе.
Малкольм покосился на Дугласа и Дункана, прислонившихся к стене справа от алтаря. Близнецы обменивались своими потайными сигналами. По хитрым улыбкам и направлению их взглядов Малкольм понял, что братья строят совершенно скандальные предположения о доступности сестер-близняшек Фергюсона.
