В аэропорту Ванкувера Джаред взял такси. Томас и Салли все еще были в Калгари — он разрешил им остаться у сына, потому что в доме им пока делать было нечего. Он и сам не знал, зачем едет в Ванкувер, подчиняясь только необъяснимому внутреннему стремлению оказаться там, где совсем недавно была Дейвон.
Она не воспользовалась кредитной карточкой, не заказывала номер в отеле на свое имя, ее не видели в поездах, идущих в восточном направлении. Она взяла такси до железнодорожного вокзала и исчезла. Ее письмо не оставляло сомнений. Она не хотела, чтобы ее нашли.
Зачем же он все-таки разыскивает ее? И почему ему так плохо, как будто самая крупная сделка в его жизни готова вот-вот провалиться?
Джаред ясно представил себе горы и залив, видные из окон дома. Мебель он заказал около года тому назад, даже не видя, что покупает. Стены еще требовали покраски, на полах не было ковров... Об этом доме он вообще вспоминал очень редко. И все же именно здесь он оставил Дейвон, оторванную от семьи и от Манхэттена, потому что ему пришла в голову нелепая мысль предоставить ей возможность превратить этот дом в уютное семейное гнездышко.
Без его участия. Они даже не спали здесь вместе.
«Мне одиноко, — сказала она. — Одиноко без тебя, Джаред». А он просто отмахнулся от ее призыва, занятый другими, более важными мыслями о работе.
Такси остановилось у светофора. Она могла быть где угодно — и рядом с его домом, и в другой стране. В своих поездках она наверняка обзавелась множеством друзей во всех странах мира. А он даже не потрудился расспросить ее. Был слишком занят тем, чтобы затащить ее в постель. Или чтобы заработать еще денег.
Чувство собственной вины и отчаяния тяжелым грузом навалилось на него. Не говоря об усталости — он не спал как следует ни одной ночи после того, как Уоллес прочитал ему по телефону письмо Дейвон. Поистине: что имеем — не храним, потерявши — плачем! Джаред отрешенно смотрел в окно. Такси тронулось с места.
Дейвон полюбила его. Но разве он это заметил? Нет, разумеется. Его слишком занимало то, что он отказался от собственных правил, потерял контроль над собой. Его возмущало, что женщина с глазами синими, как море, вдруг взяла над ним верх. Ее чувства при этом в расчет не брались. Он к этому не привык.
«Каким же я был негодяем и эгоистом», — с горечью думал Джаред. А если уже слишком поздно? Даже если он найдет Дейвон, неизвестно, захочет ли она вернуться к нему. Ей не нужны его деньги. Если она перестала доверять ему, никакие миллионы не помогут.
Может быть, он ничего не знал о браке и чувствах, но одно понял хорошо: Дейвон была права, главное — это доверие.
Он проморгал ее. Он, Джаред Холт, глава одной из крупнейших в мире корпораций, не смог удержать собственную жену в течение каких-то жалких двух месяцев. Она сбежала от него, и это не шутка — он достаточно хорошо знал Дейвон.
Его сердце сдавила невыносимая боль. Каким он был безмозглым кретином! Он, известный своей интуицией, своим умом, своей способностью мгновенно принимать решения.
Наконец машина выехала на бульвар, вдоль которого шло большое поле для гольфа. Джаред нетерпеливо сказал водителю:
— Сверните в первый переулок после клуба. Так короче.
Машина, завизжав тормозами, резко свернула за угол. Достав бумажник, Джаред расплатился. Вдруг таксист сказал:
— Вам надо к дому, который окружен полицией? Поосторожнее там, а то еще впутаетесь в крупные неприятности.
Джаред поднял голову. Его сердце сжалось от скверного предчувствия. Действительно, со стороны его дома доносился вой полицейских сирен и видны были красно-синие огни на крышах машин. Джаред поспешно схватил сумку с вещами, бросился к дому. Тут же полицейский преградил ему дорогу.
— Извините, сэр, но дальше нельзя.
Джаред рявкнул:
— В чем дело? Это мой дом.
— Двое грабителей, сэр. Точнее, двоих мы уже схватили, а теперь проверяем дом — нет ли там сообщников.
В этот момент Джаред заметил двоих мужчин в наручниках, стоящих у машины.
— Они были в доме?
— Да, сэр. Вы — Джаред Холт?
Джаред кивнул.
— Сработала система безопасности?
— Нет, сэр. Полицию вызвали из дома.
У Джареда снова невпопад стукнуло сердце.
— Дома никого нет. Моя жена... в отъезде.
— Кажется, в службу 911 позвонила женщина, сэр.
— Из этого дома? Вы уверены?
— Да, сэр. Она...
Охваченный ледяным ужасом, Джаред резко спросил:
— Где она?
— Мы пока что не знаем, сэр... Мы как раз собирались...
— Бога ради, что же вы здесь стоите? Надо найти ее!
Он рванулся к дому, но полицейский остановил его. Джаред рявкнул:
— Вы можете пойти со мной, или я пойду один. И пусть небеса помогут тому, кто будет стоять на моем пути!
Офицер полиции — мальчишка лет двадцати — прокричал остальным полицейским какие-то приказания. Когда Джаред подбежал к двери дома, молодой офицер уже следовал за ним.
— Наверх, — коротко бросил Джаред. — Женщина назвала свое имя?
— Нет, сэр.
Это должна быть Дейвон. Никто другой. Но где она? Взбегая по широкой лестнице на второй этаж, Джаред представлял себе чудовищные картины. Ее изнасиловали. Избили, и она лежит без сознания. Или убитая, в луже крови.
Каждый нерв в его теле восставал против этого. Она не может умереть. Только не его нежная и добрая Дейвон. Этого не может быть... он этого не переживет.
Ведь это он сам бросил ее здесь одну.
Хозяйская спальня была пуста, все было так же, как он оставил, уезжая. На кровати никто не спал. Чувствуя, как холодеет в жилах кровь, Джаред крикнул:
— Дейвон? Ты здесь? Все в порядке, ты можешь выйти.
— Сюда, сэр.
Джаред тоже услышал — сначала шум из одной из гостевых комнат, потом дрожащий и слабый голос Дейвон:
— Джаред? Это правда ты?
— Здесь со мной полиция... открой дверь.
Он услышал, как что-то двигают. Тяжелое, большое. Задыхаясь, Дейвон сказала из-за двери:
— Очень тяжело... я не знаю, смогу ли... а, вот, пошло...
После этого Джаред услышал, как щелкнул замок, дверь открылась.
На Дейвон поверх ночной рубашки был голубой шелковый халат, ее глаза были огромны, лицо — белее, чем простыни, разбросанные на кровати за ее спиной. Ее пальцы, сжимавшие край дверного косяка, тоже были белыми, — казалось, она вот-вот упадет. Сделав три шага к ней, он сжал ее в объятиях, прижал к груди, ощущая, как все его существо переполняют радость, облегчение и еще какое-то чувство, прежде ему не знакомое, но сильное и всеобъемлющее, словно океанские воды.
