– Пожалуй, так оно и есть. Только держу пари, братишка, ты от этого не прогадал. Женись я, не видать бы тебе своей крошки!
Джеймс деланно засмеялся, вспомнив, как незадолго до этого, приоткрыв дверь в кухню, застал Мэтью и Элизабет весело хохочущими над какой-то проделкой Джона Мэтью. Но стоило ей заметить его, Джеймса, как улыбка сразу увяла у нее на губах и она отвернулась.
– Что ж, спасибо, – буркнул он и вернулся в дом, оставив Мэтью на веранде.
Брат в растерянности посмотрел ему вслед.
Наступил июнь. Джону Мэтью исполнилось уже два месяца, близилась первая годовщина свадьбы Джеймса с Элизабет. Он объявил, что они проведут недельку на побережье.
Он давно уже так решил – пришла пора им с Элизабет вернуться к нормальной супружеской жизни. Джеймс был преисполнен решимости разрушить стену, которую она воздвигла. Может быть, если он устроит жене каникулы, да еще возле океана, который ей так полюбился, она вновь будет с ним так же нежна, как в те блаженные месяцы, когда она носила дитя.
Услышав про отдых, Элизабет не сказала ни слова, просто молча принялась укладываться. К ним присоединились и все Киркленды, и в середине июня оба семейства разбили лагерь в нескольких милях от Санта-Барбары.
Как-то ночью Элизабет, накинув на плечи шаль, спустилась к океану. Усевшись на теплый еще песок, она подставила лицо свежему морскому ветерку и замечталась: мерный рокот прибоя и сияние звезд над головой – точь-в-точь как в прошлом году, когда они были тут вдвоем с Джеймсом. Лица родителей, братьев и сестры на мгновение снова встали у нее перед глазами, и Элизабет вдруг осознала, что уже реже вспоминает их.
«Впрочем, что ж тут удивительного? – подумала она. – Сколько в моей жизни изменилось за этот год!»
Она вспомнила, как год назад Джеймс просил ее стать его женой, а потом рассказал ей о Мэгги... Сколько боли было тогда в его голосе!
«Они должны были бы быть светлыми, твои волосы...» – вспомнила Элизабет, и сердце ее снова заныло. С тех пор не было и дня, чтобы душа ее не плакала кровавыми слезами. Ей хотелось плакать и кричать, хотелось бросить ему в лицо, что Джон Мэтью – ее сын! Ее, а не этой женщины!
И все же Элизабет не могла отрицать, что по-своему он был с ней честен – ведь Джеймс никогда и не скрывал, что любил и будет любить Маргарет Вудсен. Он никогда не лгал ей, всегда крепко держал данное ей слово... Да, Джеймс был добрым, заботливым – словом, почти идеальным мужем. И Элизабет никогда не жалела, что стала его женой. И не пожалеет. Ведь она любит его, любит душой и телом. И тут уж ничего не поделаешь.
– Ты не озябла, милая? – Ей не надо было оборачиваться, чтобы узнать его голос.
– Нет, – как всегда, коротко ответила она, отчаянно надеясь, что он не уйдет.
Джеймс тут же присел на песок позади нее – так близко, что она ощущала его тепло. На это она не смела и надеяться. Впрочем, сейчас он уйдет, и она опять останется одна.
– Ты такой теплый! – вырвалось у нее. Джеймс мгновенно обнял ее, даря тепло и покой.
– А здесь холодно, – хмыкнул он. – Джонни уснул?
– Да, я уложила его с час назад.
– Он стал лучше спать – наверное, всему виной морской воздух.
– Наверное.
Они замолчали, наслаждаясь баюкающим шумом прибоя. И вдруг сердце Джеймса подпрыгнуло – Элизабет накрыла ладонью его руку... В первый раз за два месяца она коснулась его по собственной воле.
– Ты... – он закашлялся, – тебе здесь нравится?
– Очень. Спасибо, что привез нас сюда.
Снова повисло тягостное молчание. Затаив дыхание, Джеймс осторожно положил свою руку поверх ладони Элизабет и замер.
Она шумно сглотнула застрявший в горле комок, и сердце его чуть было не выпрыгнуло из груди от радости. Они пробыли здесь почти три дня, но Элизабет ничуть не оттаяла, и Джеймс совсем было потерял надежду.
– Ты доволен? – тихо спросила она.
– Еще бы. Тут так хорошо, спокойно.
– Я очень рада, что Вирджил с Натаном решили порыбачить с тобой.
– Да и Энн с ребятишками здесь, так что тебе не скучно. – Элизабет слегка повернула голову, словно для того, чтобы лучше слышать, и ее губы едва не свели его с ума. – Энн очень славная. Да и Беатрис с Джеральдом тоже. Они с удовольствием возятся с малышом.
– Конечно, – добавила она, – с Джоном Мэтью особых хлопот пока нет.
– Верно, – согласился Джеймс, жар его дыхания опалил ей щеку. – Хороший малыш.
– Да. Он... он сегодня мне улыбнулся. Правда улыбнулся!
– Неужели? Подумать только! Может, он и мне когда-нибудь улыбнется?
– Непременно. Может, даже завтра утром.
– Как странно, правда? Еще год назад мы и думать ничего не думали!
– Да.
Его губы осторожно коснулись ее шеи.
– Всего через два дня годовщина нашей свадьбы.
– Да, – едва слышно прошептала она. Джеймс заглянул ей в глаза.
– Бет, – тихо спросил он, – ты не жалеешь, что вышла за меня?
– Нет. – Вопрос, который не давал ей покоя, уже рвался с ее губ, но Элизабет слишком боялась услышать ответ. – Нет, не жалею.
Его пальцы играли ее волосами.
– Иногда мне кажется, что жалеешь... Иногда... Он замолчал, и они взглянули друг другу в глаза.
– Давай выпустим твои волосы на свободу. – Он принялся вытаскивать шпильки одну за другой.
– А как же остальные? – всполошилась Элизабет.
– Все уже давно спят. – Руки Джеймса дрожали. Он не глядя швырял шпильки куда придется.
Она почувствовала, как теплый дождь волос хлынул ей на плечи, и вот уже руки Джеймса стали ласкать ее. Через мгновение его губы нашли ее рот, и он прильнул к ней долгим поцелуем.
В глазах его читался невысказанный вопрос. Угадав, что его тревожит, Элизабет кивнула:
– Все в порядке, Джеймс. Прошло уже достаточно времени...
Однако он не шелохнулся, только дыхание его стало тяжелым и частым.
– Я так хочу тебя, Бет... но только если ты не против.
– Я не против, – прошептала она. И однако он по-прежнему не сделал ни малейшей попытки продолжить начатое. Только тут Элизабет догадалось, чего стоили ему последние месяцы. Отбросив прочь терзавшие ее мысли, она сказала именно то, что он так жаждал услышать: – Я... я тоже хочу тебя, Джеймс.
Хриплый стон вырвался у него из груди. Опрокинув жену на песок, Джеймс накинулся на нее с яростью изголодавшегося зверя. Смяв губами ее рот, он чуть не задохнулся. Дрожащие руки лихорадочно шарили по ее телу. Но когда его горячая ладонь сжала ей груди, Элизабет вздрогнула.
– Молоко, Джеймс.
