Я подкрался сзади и обнял Лайлу за тонкую талию. Она подставила мне щеку для поцелуя, а потом повернулась и прижалась ко мне всем телом.
— Как здесь красиво, — промурлыкала она. — Такая яркая луна. И воздух напоен каким-то неземным ароматом. — Она глубоко вздохнула, закрыла глаза и принюхалась. — Господи, и почему я должна улетать в этот дурацкий Лондон? Расс, я не хочу отсюда уезжать.
— Как я тебя понимаю.
— Слишком уж скоротечны эти поездки. Совершенно выбивают из колеи. В следующий раз попробую задержаться подольше.
— Непременно. Вот уж когда повеселимся на славу.
Она рассмеялась.
Мы замолчали, прильнув друг к дружке и прислушиваясь к ласковому шепоту моря.
— Я устала. Уложи меня в постель.
Я заглянул ей в глаза.
Она медленно помотала головой и улыбнулась, уже засыпая на ходу.
— Нет, дурашка. В твою, конечно же.
Глава шестая
Продрав глаза ровно в восемь утра, я едва не задохнулся от счастья, обнаружив рядом обнаженную женщину поразительной красоты; руки Лайлы были небрежно закинуты за голову, пышные волосы разметались по подушке. Я осторожно, чтобы не потревожить её, присел и залюбовался.
Лайла была и впрямь достойна всяческого восхищения. Безукоризненная фигурка, стройное, гибкое, божественно пропорциональное тело. Мягкие губы те самые, которые казались мне столь жадными и ненасытными ещё четыре часа назад — были полуоткрыты, уголки чуть приподняты в загадочной улыбке. Она казалась спокойной и умиротворенной. Во мне заговорил мужчина. Пригнувшись к ней, я поцеловал её правую грудь. Лайла вздохнула и шевельнулась, её спина еле заметно изогнулась, но в следующее мгновение девушка расслабилась и безмятежно задышала, снова погрузившись в объятия Морфея.
На этот раз я атаковал уже её левую грудь, осыпав её жадными поцелуями, а потом впился в нежный розовый сосочек. Лайла, вздрогнув, открыла глаза, улыбнулась, узнав меня, и промурлыкала:
— Эй, торопыга, я ведь ещё сплю.
— Можешь не просыпаться, я уже подыскал занятие себе по душе.
— Я заметила.
Лайла снова закрыла глаза, заложила обе руки за голову и, улыбаясь, притворилась, что спит. Продержалась она недолго. Не прошло и минуты, как из её груди вырвался протяжный стон, потом её ножки вытянулись в струнку, а сама она выгнулась дугой, и её тело стало извиваться — сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.
— Ой… Тобин, — задыхаясь, проговорила Лайла. — Мне же нужно… а-ах!.. на работу!
— Разумеется.
Глаза её были закрыты, вся она очутилась во власти удовольствия.
— О-оо, — застонала она. — Расс! Ра-аааа-сс! Прекрати! О Боже… О Господи! Я больше не могу! Боже, какое счастье! А-аааааа!
Она обхватила мою голову и изо всех сил прижала к своей груди, пока все её тело билось и содрогалось в сладостных судорогах, а из горла вырывались бессвязные животные звуки — то ли поскуливание, то ли всхипыванье. Когда наконец дрожь прекратилась, Лайла блаженно вздохнула и звонко рассмеялась, хлопая ладошами по кровати.
— Ну, бандюга, ты у меня попляшешь, — заявила она. — Из-за тебя я не попаду на работу.
— Это ещё почему?
Она повернула голову и метнула на меня озорной взгляд. В глазах плясали бесенята, но я разглядел кое-что ещё — неприкрытую страсть.
— Потому что я тебя хочу, — прошептала Лайла, обнимая меня и привлекая к себе. — Только теперь я хочу тебя всего! Иди ко мне!
* * *
В Пагуэру она выехала только в одиннадцать. Откровенно говоря, учитывая все обстоятельства, поразительно, что она вообще смогла уехать.
* * *
В полдень внутренний дворик отеля "Сан-Винсента", в котором разместился открытый бассейн, был охвачен той непередаваемой смесью грусти и веселья, что всегда царит в последний день отпуска таких людей как Дорис, Элла и им подобных. Рассевшись за столиками под бело-синими зонтами вокруг бассейна, они шутили и громко смеялись, наслаждаясь последними часами солнца и морского воздуха.
Витторио, толстенький официант с бородавкой на носу, который обслуживал всю отъезжающую братию, буквально сбился с ног, не успевая таскать из бара нагруженные подносы.
— Эй, Витторио, ещё один джин с тоником для миссис Фартинг, — крикнула ему вслед Элла, когда изрядно взмокший толстячок в очередной раз устремился к бару. — Эх, — вздохнула она, щурясь на солнце. — Как мне уже завтра будет недоставать всего этого. В нашем Манчестере все не так. Беда с этими отпусками — после них совершенно не хочется возвращаться домой. Я уже заранее знаю, что несколько дней буду ходить сама не своя. С другой стороны, нельзя же всегда отдыхать, верно?
Она обращалась как бы в пустоту, но Альберт Фитч тут же поддержал:
— А почему бы и нет, Элла. Или ты ощущаешь себя дома только тогда, когда дрожишь от холода?
— Нет, Альберт, дело не в том. Просто я не могу долго пребывать в праздности. Я должна что-то делать, а не просто валяться на пляже целыми днями напролет.
— Странно устроены эти англичане, — произнес Фред Стейли. — По-моему, они чувствуют себя хорошо только тогда, когда чувствуют себя плохо. Неужели страдания и лишения доставляют вам удовольствие?
Дорис Черепахоу наклонилась к Вилли Рэндаллу.
— Вилли, ты любишь страдать? — пробасила она.
Вилли, который по самые уши погрузился в эротический журнальчик, вздрогнул и встрепенулся.
— Что? — переспросил он.
— Я спрашиваю, любишь ли ты страдать? — громко повторила Дорис.
— А, да… — захихикал Рэндалл, не имея ни малейшего представления о сути беседы.
— Сейчас он вовсе не страдает, — вступила в разговор его жена. — Но, если он не отложит свою мерзкую порнуху, я ему не завидую. Вилли, немедленно выкинь эту дрянь и поговори с нами.
— О, с удовольствием, дорогая, — осклабился он. — О чем мы будем говорить?
— Сперва отдай мне журнал, — усмехнулся Джордж Дарнли, отнимая его у Вилли. Открыв наугад какую-то страницу, он звонко шлепнул себя по коленке. — Чтоб меня разорвало! Вы только посмотрите на эту бабенку! В жизни не видел такой жо…
— Джордж!
— Желтой повязки для волос, — поспешно поправился Дарнли. — У неё изумительная повязка для волос… И больше ничего. — Он плотоядно гоготнул. — Кстати, вспомнил анекдотец про дочку жокея, которую переимели все конюхи. Представляете? Лошадиное дерьмо…
— Заткнись, мерзавец, все это знают, — напустилась на Джорджа его благоверная, для вящей убедительности лягая супруга по лодыжке.
