Я собиралась ее просветить, но тут слева от меня возник престарелый лакей со спаржей на серебряном блюде. Попытавшись подцепить блестящие маслянистые стебли лопаточкой, я в итоге перевалила деликатес через край блюда прямо на начищенные до блеска черные туфли слуги.
— У мадам выйдет лучше, если она поднимет лопаточку, — прогундосил лакей возмущенно: столько лет службы — и на тебе, до чего дошло. Мой отделанный бисером вырез его не убедил, зато произвел впечатление на гостей, и после этого ужина я получила известность как «девушка в длинном черном платье», чем Лорд немало гордился.
На время я уверилась, что нашла наконец предназначенное для меня место в жизни. Каждый уик-энд Лорд уезжал со мной в поместья друзей, где кое-кто из слуг даже звал меня «миледи» — под пару «милорду». Если уж прислуга нас объединила, значит, экзамен я успешно сдала. Однако что-то внутри не давало покоя, а я никак не могла сообразить, что именно. Меня так и тянуло сбежать, и этот порыв тревожил, но куда сильнее смущали слова «женщина в движении», то и дело всплывавшие в мыслях. Чем упорнее я старалась стереть из памяти фразу мудрого старика, с которым познакомилась на вечеринке перед Новым годом, тем настойчивее она звучала в мозгу. Мне очень не хотелось продолжать «движение», но и оставаться с Лордом я больше не могла. В его мире привилегий и удовольствий я была чужой.
Когда пришло время возвращаться на работу к Миллиардеру, я написала Лорду прощальное письмо. И как только я превратилась в неуловимую плохую девочку, не желавшую быть с ним и принадлежать ему, Лорд воспылал ко мне небывалой любовью.
* * *
Сменив аристократию на плутократию, я прилетела в Штаты, где меня встречал Джефф, еще один телохранитель в униформе из синего блейзера, серых брюк и радионаушника. Я представления не имела, куда мы направляемся, но, наученная опытом, вопросов не задавала, а Джефф, оказавшийся англичанином, весь двухчасовой путь говорил только о спорте и погоде. В мире, полном секретов, темы бесед ограничены.
Мы долго ехали по предместьям сплошь из красного кирпича, пока не добрались до промышленной пустоши, где прямая как стрела бетонка, огражденная колючими заборами и гигантскими ржавыми цистернами, привела нас на КПП. Охранник взмахом руки позволил проехать, и вскоре мы затормозили у здания с плоской крышей. Джефф выпрыгнул первым, чтобы открыть для меня дверцу. В ноздри тут же ударил едкий запах, над одной из вышек клубился грязно-желтый дым, но я с первого взгляда влюбилась в последнее приобретение Миллиардера — нефтеочистительный завод на Восточном побережье.
— Сюда. — Телохранитель провел меня в полную народа заводскую столовую.
Сотни мужчин в синих рабочих комбинезонах занимали все выстроенные в ряды стулья, а у задней стены, сложив руки на объемистых бюстах, теснилась небольшая группка женщин в цветастых куртках. Все присутствующие — и эти секретарши, поварихи, официантки, и мужчины, которых они обслуживали, — сосредоточенно слушали речь Миллиардера о будущем, «нашем будущем, поскольку теперь мы владеем заводом».
Миллиардер не раз отозвался о себе во множественном числе, что выглядело довольно странно для человека, ни перед кем не ответственным, чья независимость граничила с одинокостью. Его монаршье «мы», величественное и скромное одновременно, отвлекало внимание от той грандиозной власти, которой он обладал. И вместе с тем это «мы» служило признанием вклада его сотрудников в общее дело. Призывая рабочих разделить плоды его капитализма, Миллиардер был искренен, а потому убедителен. Финал его речи был встречен овацией.
Слишком броская в своей «Шанели», но все же ощущающая себя членом команды, я аплодировала вместе с остальными женщинами. И я была горда называться секретаршей человека столь высокого ранга, однако ратующего за равноправие и, вне всяких сомнений, самого примечательного из всех, с кем мне доводилось встречаться.
После выступления, надев каску и комбинезон, Миллиардер обошел свои владения и два часа спустя вернулся, чтобы попрощаться с руководством завода. Он бросил взгляд в мою сторону, но ничем не дал понять, что заметил меня — разве что немедленно избавился от каски. Потом взъерошил волосы, как во время моего интервью, и обменялся рукопожатием и негромкой шуткой с менеджером. Тот рассмеялся — нарочито.
— Готов? — Миллиардер повернулся к телохранителю, Джефф кивнул и просигналил мне, что пора двигаться.
Вслед за мужчинами я миновала нефтеочистительную установку, которая гудела и рычала, словно громадный зверь в холодной ночи, и друг за другом мы забрались в красавец вертолет, поджидавший в круге неяркого света. Как только салон, весь в стекле и кремовой коже, принял нас в свои объятия, винты заработали, машина вертикально оторвалась от земли, и завод у меня на глазах стал уменьшаться, пока не превратился в точку, а потом и вовсе исчез.
Через пару часов промышленный пейзаж сменился огнями Манхэттена, а я открыла для себя самую лучшую дорогу в Нью-Йорк. Воздушный смерч от винтов трепал мои волосы, пока я бежала к лимузину, заднюю дверцу которого телохранитель уже открыл, чтобы я могла нырнуть внутрь. Дверь клацнула, закрываясь, и мы с Миллиардером бок о бок покатили на Верхний Ист-Сайд.
— Ну? — Миллиардер обратил на меня свой пронизывающий взгляд, словно лишь сейчас увидел. — Рада вернуться?
Я была рада. А еще — мучима любопытством: что стряслось с отдельным авто для секретаря?
* * *
Несколько дней мы провели в нью-йоркском офисе, где под присмотром Джулии я исполняла распоряжения Миллиардера. Как-то раз, окинув взглядом мой туалет — клетчатый костюм а-ля принц Уэльский и лодочки на шпильках, — Миллиардер заметил:
— Отличный наряд. Я недавно купил Марлине платье из такой же ткани. Только на размер меньше.
Я пропустила ленч — и попала в точку. Именно на такую реакцию Миллиардер и рассчитывал.
О Марлине я слышала не впервые, однако до сих пор не могла взять в толк, кем она приходится Миллиардеру. Самая хваткая из его сорока воровок? Но она была старше остальных, к тому же Миллиардер проводил с ней почти все выходные — для многих мужчин этого более чем достаточно, чтобы считать подругу женой. Вот только подруг у него было слишком много, чтобы понять, насколько каждая ему дорога. На некоторые вопросы о Марлине я получила ответы в последний день работы в нью-йоркском офисе, когда Джулия поманила меня в комнату экспедиции, заперла дверь и включила фотокопир. Я в недоумении следила за чистыми листами бумаги, которые выплевывал работающий вхолостую копир.
— Лучше подстраховаться, — шепнула Джулия, стрельнув взглядом в «жучок». — Ты знакома с Марлиной?
Онемев от ужаса, я мотнула головой. Какая жалость, мелькнула мысль, — вылететь с работы до первой зарплаты.
— Скоро познакомишься. Будь осторожна. Ты милая девочка, а она крепкий орешек.
Любопытство пересилило. Не удержавшись, я одними губами изобразила вопрос:
— Что у них за отношения?
— Никто не знает. Зато я вижу, что он на тебя имеет виды.
