Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
Гаусс покраснел.
Уж во всяком случае, не так называемым королем математиков, тот вряд ли упустил бы из виду такую возможность.
Гаусс заложил руки за спину и принялся разглядывать орхидеи, опутавшие ствол пальмы. Затем сдавленным голосом объявил, что в этом нет ничего противозаконного.
Безусловно, сказал граф. Он не сомневается, что господин геодезист заранее все перепроверил. Между прочим, геодезическая съемка вызывает у него великое восхищение. Что за диковинное занятие — месяцами носиться по полям и лесам с измерительными инструментами.
Диковинное только в том случае, если заниматься этим в Германии. Того же, кто проделывает то же самое в Кордильерах, славят как великого первооткрывателя мира.
Граф покачал головой. И понятно, что приходится туго, особенно если дома осталась семья. У господина геодезиста ведь есть семья? Хорошая жена?
Гаусс кивнул. Солнце снова светило слишком ярко, да и растения теперь чем-то раздражали его. Он спросил, не могут ли они вернуться к вопросу о купле-продаже деревьев. Ему нужно отправляться дальше, времени у него в обрез!
Ну уж не настолько в обрез, сказал граф. Автору Disquisitiones Arithmeticae, по-видимому, уже некуда торопиться.
Гаусс удивленно взглянул на графа.
Пожалуйста, без ложной скромности, сказал граф. Раздел с теорией деления круга — это самое значительное из всего того, что ему до сих пор доводилось читать. Он нашел там мысли, которые могли бы даже его еще чему-нибудь научить.
Гаусс рассмеялся.
Да-да, сказал граф, он говорит совершенно серьезно.
Гаусс заметил, что просто удивительно встретить здесь человека с таким кругом интересов.
Тут скорее стоит говорить о знаниях, сказал граф. Круг его интересов весьма ограничен. Но он всегда считал необходимым расширять свои знания за пределы личного участия в них. Да, кстати, раз уж представился случай: до него дошло, что господин геодезист что-то хочет ему сказать.
Как, простите?
Это носится в воздухе. Жалобы, неудовольствие. Может, даже упреки, обвинения.
Гаусс потер себе лоб. Постепенно ему становилось жарко. Он не имеет ни малейшего представления, о чем говорит господин граф.
Действительно ничего такого?
Гаусс смотрел на него, мало что понимая.
Ну, нет так нет, сказал граф. А что касается деревьев, он отдаст их бесплатно.
А сарай?
Его тем более.
Но почему, спросил Гаусс и сам испугался своего вопроса. Что за неразумность такая?
Разве обязательно нужны доводы? Из любви к государству, как это и подобает истинному гражданину. Из уважения к господину геодезисту.
Гаусс поблагодарил низким поклоном. Сейчас ему действительно нора отправляться в путь, его никчемный сын ждет его, и ему предстоит еще сегодня отмерить шагами довольно изрядный кусок до Кальбсло.
Граф попрощался легким взмахом своей тонкой аристократической руки.
По дороге к графскому дому Гауссу в какой-то момент показалось, что он потерял ориентир. Он сосредоточился, пошел сначала направо, потом налево и еще раз направо, миновал решетчатую дверь, опять дважды направо, еще через одну дверь и оказался в вестибюле, где стоял накануне. Там его уже ждал слуга, он открыл парадную дверь и извинился за подвал. Он не знал, о ком идет речь. Свободной была еще только комната для фельдъегерей, куда пускают на ночлег бродяг и всякое отребье. Там наверху, конечно, не так уж и плохо. Есть зеркало и умывальник и даже постельное белье.
Бродяг и всякое отребье, повторил Гаусс.
Да, произнес слуга с каменным лицом. Всякое отребье и низкого происхождения отродье. И он мягко и без стука закрыл за ним дверь.
Гаусс глубоко вдохнул. Он почувствовал облегчение, когда вышел из этого дома. Ему нужно как можно скорее удалиться, прежде чем этот сумасшедший одумается и заберет свои слова назад. Значит, он читал Disquisitiones! Гаусс так и не привык к тому, что знаменит. Даже когда в самое суровое военное время адъютант Наполеона передал ему приветы от императора, он посчитал это каким-то недоразумением. Возможно, так оно и было, но он теперь этого уже никогда не узнает. Быстрым шагом он спустился по склону вниз и вошел в лес.
Самым досадным было то, что помеченные им вчера деревья ловко прятались от него. Было душно, он вспотел, и ему страшно досаждали мухи. На каждом дереве, которое надо было повалить, он поставил мелом крест. Теперь надо было поставить по второму в знак того, что получено разрешение срубить их. Ойген недавно спросил его, не жалко ли ему деревьев, но эти были очень старые и слишком высокие, давали много тени, да и вообще пожили немало. Юноша был в одно и то же время тонок душой и страшно туп. Прямо беда какая-то: он был так решительно настроен направить способности своих детей в нужное русло, облегчить им трудности в учении и помочь развитию всего того, чем они особо одарены. Но потом выяснилось, что ничем особенным одарены они не были. И даже интеллигентностью не отличались. Йозеф был на пути к тому, чтобы стать офицером, но он ведь был сыном Йоханны. А Вильгельмина, конечно, очень послушна и дом держит в чистоте. Но вот Ойген?
Наконец Гаусс нашел сарай и поставил на нем крест. Вероятно, пройдет несколько дней, прежде чем его помощнички снесут этот сарай. Тогда он сможет определить угол от базисной линии, и сеть увеличится еще на один треугольник. Так и придется работать, шаг за шагом, до самой датской границы.
А ведь скоро все это покажется сплошной ерундой. Люди будут парить по небу на воздушном шаре и считывать расстояния с магнитной шкалы. Будут посылать гальванические сигналы от одного геодезического пункта к другому и определять дистанцию по уменьшению интенсивности электричества. Но ему от этого мало проку, он должен сделать все сейчас, с помощью мерной ленты, секстанта и теодолита, в заляпанных глиной башмаках, и к тому же еще изыскать методы, как ввести в измеренные углы, с учетом сплюснутости Земли, необходимые поправки путем математических расчетов: незначительные ошибки каждый раз суммируются и могут привести к катастрофе. Еще никогда не было более точной карты этой или какой другой местности.
У него зачесался нос, его укусил комар. Он вытер пот со лба. И вспомнил сообщение Гумбольдта о москитах на Ориноко: люди и насекомые не могут долго жить вместе, ни сейчас, ни в будущие времена. Только на прошлой неделе Ойгена укусил шершень. Считается, что на каждого человека приходится по миллиону насекомых. Даже при большой ловкости и везении их невозможно истребить всех. Гаусс присел на пень, достал из кармана черствый кусок хлеба и осторожно вгрызся в него зубами. Не прошло и секунды, как вокруг его головы закружились первые осы. Если взглянуть на вещи трезво, то придется признать, что в конечном итоге насекомые одержат верх.
Он подумал о своей жене Минне. Он никогда ее не обманывал. Сначала он подумывал жениться на Нине, но Бартельс в длинном письме убедил его, что этого делать не следует. И тогда он объяснил Минне, что ему нужен кто-то, кто будет смотреть за детьми, вести хозяйство по дому и заботиться о его матери, и что он не может жить один, а она, как-никак, была лучшей подругой Йоханны. Ее помолвка с каким-то болваном как раз недавно была расторгнута, она сама уже тоже не первой молодости, и перспективы на замужество у нее самые что ни на есть безрадостные. Минна хихикала смущенно, потом вышла и снова вернулась, стояла и теребила юбку. Потом она немного поплакала и приняла его предложение. Он вспомнил их свадьбу, и тот ужас, какой испытал, увидев невесту в белом наряде, и ее обнаженные в счастливой улыбке ог ромные зубы. Он понял, что совершил ошибку. И проблема была не в том, что он ее не любил. Проблема была в том, что он ее на дух не выносил. Что ее близость заставляла его нервничать и делала несчастным и что ее голос напоминал ему звук царапающего по аспидной доске мела; он уже чувствовал себя одиноким, стоило ему издали увидеть ее лицо, и достаточно было одной только мысли о ней, чтобы пожелать себе скорейшей смерти. А иначе почему же он согласился на эту роль землемера? Да только чтобы не бывать дома.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
