Для меня не было большей радости, чем оказаться в чайном домике, когда там не было Юноскэ, но, с другой стороны, Ватару никогда не приглашал меня в гости только потому, что его друга не будет дома. Я объясняла это тем, что они хоть и живут вместе, но дом-то снимает все-таки Юноскэ, а Ватару там не более чем приживальщик, и звать меня во время отсутствия Юноскэ было бы неблагодарно по отношению к нему.
Но в тот день все было по-другому. Юноскэ отправился в университетскую библиотеку, а после этого у него было свидание с Эмой. То есть было ясно, что до вечера он не вернется.
Мы проведем это время вдвоем… Мысль об этом согревала мое порядком озябшее тело, и от этого я чувствовала себя легко и свободно. Попивая кофе, я долго рассказывала Ватару про ссору с отцом, про то, как он меня ударил, и про то, что теперь я не знаю, как он будет относиться ко мне дальше. В отличие от Юноскэ, Ватару выслушал меня без тени насмешки.
— Не бери в голову, — коротко ответил он. — Наплюй ты на этот университет. Нет такого закона, что туда надо идти во что бы то ни стало. И потом, с поступлением в университет ничего не меняется.
— Правда? У тебя при этом ничего не изменилось?
— Нет. В основном ничего.
— Да? А зачем же ты тогда туда пошел?
— Работать не хотелось. Только и всего.
— Как я тебя понимаю! — энергично кивая, сказала я со взрослой интонацией. — Я столько раз над этим думала, что аж тошно. Зачем я иду в университет?
— И ты к чему-то пришла?
— Да, — еще раз кивнув, серьезно ответила я. — Я хочу, чтобы обо мне говорили: хоть она и ужасно негодная девчонка — вместо учебы развлекается, пьет, живет как попало — а все же, видимо, не дура, раз смогла сдать такие сложные экзамены.
— Ты, Кёко, слишком много заботишься о том, как выглядишь в глазах окружающих, — весело улыбнулся Ватару.
Я ответила ему такой же улыбкой:
— Ну, значит, чтобы потешить свое чрезмерное самолюбие, мне пора начинать готовиться к экзаменам. Я действительно хочу поступить в университет.
— Ты собираешься провести еще один год на подготовительных курсах?
— Да. Только у меня нет никакого желания возвращаться для этого в Токио, — ответила я, не вынимая рук из-под одеяла, лежащего на котацу. — Я хочу остаться в Сэндае. Причем насовсем.
Ватару еле слышно вздохнул:
— А отец тебе разрешит?
— Не знаю, но я готова землю носом рыть, чтобы меня только здесь оставили.
— Почему?
Я украдкой взглянула на него. Ватару удивленно скривил губы:
— Почему ты так хочешь остаться в Сэндае?
В его вопросе не было ни малейшей издевки, наоборот, он задал его таким простодушным тоном, будто это маленький ребенок спросил о чем-то своих родителей. Я почувствовала, как к моему горлу подступает комок.
— А ты не понимаешь? — с легкой дрожью в голосе спросила я. — Ватару-сан, ты правда не понимаешь, почему я хочу остаться в Сэндае?
Ватару молчал. Пытаясь скрыть замешательство, я закурила сигарету.
— Ну не понимаешь, и ладно.
Изобразив усмешку, я выпустила струйку дыма. Что бы такое соврать, отчаянно думала я, но ничего путного в голову не приходило.
— Уж не хочешь ли ты сказать, — тихо спросил Ватару, — что не желаешь расставаться со мной?
Я ответила ему пристальным взглядом. Ватару едва заметно улыбнулся и покачал головой.
Почему я сразу не сказала себе, что его улыбка была фальшивой? У меня была масса оснований, чтобы признать, что это была либо откровенная фальшь, либо ничего не значащее выражение дружелюбия, но, несмотря на это, я все же решила поверить этой улыбке. Хотела поверить.
— Да, ты прав, — полушепотом сказала я и закрыла глаза. — Это потому, что я не хочу расставаться с тобой.
Было слышно, как с крыши падает снег. Мы оба не говорили ни слова. Комья снега падали один за одним, глухо ударяясь об землю, и от каждого удара маленькие окна чайного домика начинали дребезжать.
После долгого молчания я открыла глаза. Ватару смотрел на меня.
То, что произошло потом, было на редкость банальным и предсказуемым. Любой парень и девушка в этом возрасте сделали бы то же самое. И если бы это была не я, или на месте Ватару был кто-то другой, мы бы все равно сделали это.
Все условия сошлись воедино. Маленькая комнатка в домике, отрезанном от внешнего мира снежной завесой. Тесный столик-котацу, сидя за которым мы могли ощущать соприкосновение наших тел. Отлучившийся до самого вечера сосед по комнате. Вдобавок к этому бессильная злоба и отчаяние перед неизведанностью будущего. И произнесенное неясными намеками признание в любви…
Ватару принялся снимать с меня одежду. Но делал он это не грубо, как в прошлый раз на моем дне рождения, а, наоборот, с какой-то неземной нежностью. Одежда спадала легко. Мне даже стало стыдно оттого, насколько просто она снималась.
Я сидела, не шелохнувшись. Его обжигающе горячие руки ласкали мою грудь. Долгими ласками он успокаивал меня, уговаривал, а потом осторожно уложил на пол.
Закрыв глаза, я услышала, как Ватару начал раздеваться. Стянул свитер. Расстегнул пуговицы на рубашке. Снял рубашку. Потянул вниз молнию на брюках. Скинул брюки на пол…
Затем он не торопясь улегся на меня сверху. Последовали бесконечно долгие ласки. Из-за чрезмерного волнения мое тело было натянуто, как струна, но я изо всех сил старалась получить удовольствие. Мне казалось, что иначе это будет нечестно по отношению к Ватару.
В комнате, где не было даже печки, а только маленькая жаровня-котацу, стоял жуткий холод, но по всему телу Ватару струился пот. Обнаженным, он выглядел еще более хрупким, чем мне представлялось раньше, и напоминал плоскогрудую девочку-подростка. Однако в этом тщедушном теле таилась определенного рода сила. Я бы даже назвала это мужской силой. Да, Ватару был нежен, но и особенной свободы он мне не давал. Прочно удерживая меня в своих объятьях, он с невероятным упорством пресекал все мои попытки хотя бы немного закрыться от него.
Внезапно Ватару затаил дыхание. Где-то ниже пояса я почувствовала его неуклюжие движения. Смешно, но в этот момент я вспомнила Рэйко. Мне показалось, что совсем близко, прямо под ухом я слышу ее голос: «Надо избавляться!» И вот тогда я впервые поняла, что я на самом деле самая обычная, такая же, как все, простая девчонка.
— Ватару-сан, — прошептала я, — пожалуйста, это у меня первый раз. Поэтому…
Ватару сделал слегка удивленное лицо, но тут же ответил: «Понял», — и некоторое время продолжал ласкать меня. Постепенно я почувствовала, что мое тело начинает расслабляться. Те места, к которым Ватару не прикасался, замерзли и были холодными, как лед, но где-то под кожей, в самой глубине периодически появлялось горячее биение, которое медленно растекалось по всему телу, наполняя меня прежде не виданным дивным наслаждением, словно я погружалась в теплую воду.
