Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
У него прошли красные пятнышки на лбу, он теперь все время открывал глазки, смотрел беззащитным и удивленным взглядом вокруг, если не спал. Сопел, когда ел. Люся не боялась теперь его трогать, так приятно было гладить его по головке, ничего подобного, такого же нежно-горячего, бархатного и живого она еще не держала. «Сыночек, – шептала ему Люся, – мой сыночек маленький».
На третий день начались неприятности. Надулась ужасными шарами грудь, опять было очень больно, молоко никак не хотело сцеживаться, уже сводило пальцы, жгло намятую кожу, а получалось – три капли. Врачиха обещала, что акушерка покажет и, если надо, поможет, – никто, конечно, не помогал, ребенок ничего не высасывал. Весь Люсин день прошел в непрерывном и безуспешном сцеживании. Настроение испортилось, вечером она опять плакала. Перед сном вдруг явилась Лада: «Ну?» Надавила изо всех сил, сжала пальцами сосок. Господи, какая боль! «Не ори. Вот молоко у тебя брызжет, чего орешь. Обленились. Сиди и дави руками своими целый день, чего делать-то еще. На, вот так». Когда она ушла, Люся в голос рыдала. В палате все молчали, затаились. Таня села и выпростала правую грудь – сцеживать. За ней и другие девочки. Через пять минут вся палата сидела, занятая делом. Одна Люся все еще лежала, всхлипывая, но распирающая боль в груди прошла и цедить стало легко. Получалось, что грубиянке-то Ладе надо спасибо сказать!
Хотя, если не считать мучений со сцеживанием, жизнь все-таки налаживалась. Люся уже знала, что она не одна такая одинокая. Красивая, похожая на нежного длинноногого жеребенка Лена у окна родила без мужа. «У меня бойфренд». Она пребывала в чудесном настроении, своей незамужности ничуть не стеснялась. Тихая Таня всплакнула всего разок, а к ней, между прочим, приходила только мама со старшим мальчиком лет четырех. В другом ряду, у правой стены лежала разговорчивая «тетя Зоя», действительно тетенька по виду за сорок. К ней приходила исключительно дочка – тощее, разукрашенное всевозможной косметикой и бижутерией чучело. Стояла под окном, попыхивая сигаретой. Муж тети Зои, как она сказала, «погулять ушел, а тут мы ему, стервецу, сыночка родили». Будущее было непонятно и зыбко не только у нее, у Люси.
Люся сказала, что у нее гражданский брак, муж очень занят по командировкам, наверное, и забрать не сможет… «Все они такие, их могила только и исправит! Рожаешь им тут, измучаешься вся, а им или зенки налить, или по делам ускакать!» – это Лена-адвокат. Таня промолчала. «Воспитывать их надо. Я вот опоздала уж воспитывать, а вы, девчонки, давайте», – это тетя Зоя. Лена-красивая фыркнула: «Главное – чтобы кроватку купил, ванночку, всякую всячину, а ребенка надо самой хотеть, мужчина тут вообще ни при чем!»
Вадик был ни при чем – это уж точно. «Людочка, я вообще в этой жизни не хотел детей, а у меня их уже двое. Ты и представить пока себе не можешь, что значит дорастить детей хотя бы до возраста моих чудовищ! Я не хотел бы, прости, испытать еще раз все прелести и непрелести. Ну Люда, ну что ты…»
У нее щипало в носу, глаза наливались тяжелыми слезами, ребенок метался в животе, она его боялась. И плакала от страха, от панического ужаса! Господи! Что будет с ней, что она будет делать с ребенком? Она не любит детей, у нее была истерика на практике в школе, ей никогда не доверяют детские мероприятия на работе! Рожать очень больно, в комнате нет места для кроватки! Да мало ли еще причин! Сейчас он ее пожалеет, успокоит, а потом все равно исчезнет и оставит ее один на один с этим ужасным живым животом! Ему-то хорошо, его чудовища уже взрослые – восьмой и шестой класс, тем более что ими занимается жена, а Люсиным животом кто будет заниматься? Мама?
Маме Вадик понравился: «Очень приятный мужчина!» Этим титулом в ее жизни владели Ритин и Наташин мужья и еще один архивный старичок. Вадик подарил маме цветы, он беседовал с ней о ситуации в архивном деле и современной литературе, он поцеловал ей руку. Он остался «очень приятным», даже когда Люся сообщила, что у него есть семья. Да уж! Такой замечательный! Сделал Люсе ребеночка, как будто она горбатая или живет в лепрозории и не может себе найти свободного и за него выйти! Вот найди и выйди!
Они с мамой не ругались, просто мама волновалась, и Люся волновалась. Вначале у нее был токсикоз, а один раз вдруг заболел еще маленький тогда живот, потом, уже в декрете, стали отекать ноги и лицо. Оба раза она послушно пугалась, собирала вещи и ехала в больницу. Больше всего она боялась, что ей будут что-то делать болезненное. Гинекологическое кресло вызывало потный ужас, в памяти всплывали жуткие рассказы про погибших эмбрионов, которых вытаскивали по кусочкам, и еще неприятное слово «чистка». Но все обошлось, живот перестал болеть, отеки согнали таблетками, ребенок жил себе и жил в животе своей собственной необратимой и серьезной жизнью. И вот он теперь – пожалуйста. Вместо живота. Сосет, причмокивая крошечными яркими губками. Нижняя оттопырена. Волосики мягкие, как пушок. Сегодня взгляд хитрый, озорной. Люся вдруг поняла, что он красавец! Такой хорошенький, ее сынок, просто чудо!
«Мама! Кефира больше не приноси, и колбасы не надо, скоро уж домой. Детская врачиха говорит, что много белковой пищи в сутки нельзя, может быть диатез. У нас у одной девочки в палате у ребенка все лицо в пятнах и корочках. Ей позволяют есть только овсяную кашу без сахара и капусту!! Журнал не дочитала еще, мне кажется, какая-то белиберда. Как ты там? Как ты поставила? Надо, как мы раньше хотели, а то остается очень мало места. Я тебя прошу не обсуждать ничего с Вадиком! И не бери у него больше денег! Он нам никто. Очень болит грудь. Вчера акушерка мне расцедила. Я чуть не померла от боли, но молоко идет теперь. Сегодня скажут, что принести на выписку.
У ребенка вроде все в порядке. Он такой симпатяга, мам. Игорь? Гошка.
Приходи завтра часов в 10? Люся».
Ну вот, Люся немного ожила, а то все записки из трех слов на обороте «Сорокина Людмила, 4 палата». Пусть потерпит, поцедится, а то живет как оранжерейный цветочек. Любая ссадина и ранка с детства приводили Люсю в ужас, каждые месячные она брала отгул и возлежала на кровати как чахоточная царевна – бледная и страдающая.
Тамару Викторовну всему учила Рита – как и в чем стирать пеленки, из чего делать подгузники, какие надо бутылочки. Про грудь тоже она объяснила, а то первое время Люся никак не могла научиться есть. Вообще Рита была самым верным помощником на протяжении многих лет, да и сейчас, пожалуй. Помогала, как могла, совершенно бескорыстно, задушевные разговоры они вели редко – некогда было, но случись чего – сразу стучали в соседнюю дверь. Конечно, Тамара больше стучала. Рита и на свадьбе оказалась ее единственной родственницей, да Наташка свидетельницей, да две девушки из архива, никаких бабушек до десятого колена и пьяненьких дядюшек.
Тамара к моменту свадьбы с Виталиком была знакома год, она очень хотела замуж, она очень хотела, чтобы кто-нибудь наконец-то поселился в ее квартире. Мамы не было уже три года, Тамара комнату ее не трогала, только сложила в наволочку одежду и убрала на дно шкафа. Что ей было делать одной в двух комнатах? Виталик был добрый, нерешительный и мягкий человек. Его предложение руки и сердца друзья считали подвигом. Мама и сестра его тоже считали – поторопился. Свекрови Тамара очень боялась. Ей было стыдно, что она не умеет готовить домашние котлеты, и кулебяку, и солянку. А ведь Виталику уже под сорок, не мальчик, у него больной желудок, ему нужен уход и забота.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
