Безвылазное существование в пригородном доме в компании двух отставных полицейских, — нет, работу шпиона он представлял совсем не такой. Он начал требовать решить его будущую судьбу. Он написал записку, озаглавленную «Что я мог бы сделать во Франции», и передал ее Риду:
Пора начинать приготовления к моему возвращению. Мне дали понять, что по возвращении во Францию мне будет предоставлена свобода, — доктор Грауманн предложил организовать для меня поездку по Германии. Однако я думаю, что смогу остаться в Париже. Там множество объектов, на которых могут быть организованы диверсии, и я разработаю схемы проведения этих диверсий… Я смогу достать детонаторы, небольшое количество динамита, а также описания объектов терактов. Если мне дадут пару достойных людей, разрешат самому их подготовить и организовать все для их работы во Франции, позволив использовать мои собственные методы, я, уверен, смогу выполнить работу качественно. Однако, если нас интересует только информация, в этом случае мне необходимо будет пройти более серьезную подготовку в Германии, поскольку мои знания в том, что касается различных аспектов деятельности армии и флота, явно недостаточны. Это долгая работа, и, если люди, которые готовят мое возвращение, приедут пообщаться со мной и выслушают мои идеи, я полагаю, мы сможем достичь хороших результатов.
Лори Маршалл, заместитель Рида, прибыл на Креспини-Роуд, чтобы выслушать идеи Чапмена, среди которых были как простые и эффективные, так и весьма эксцентричные, с элементами драматизма. Если его вернут обратно в Нант, объяснял Чапмен, он сможет скрывать зашифрованную информацию в «глупых шуточных посланиях», которые отправляет по рации. Он может сделать и больше: если британцы пришлют команду диверсантов, он сможет снабжать их взрывчаткой и детонаторами из запасов Грауманна на вилле Бретоньер. «Это должны быть решительные люди, готовые расстаться с жизнью», — настаивал Чапмен. Среди потенциальных целей диверсантов он называл гестаповские канцелярии, штаб-квартиры абвера и эсэсовских офицеров. Чапмен давно заметил, что офицеры абвера имеют привычку присылать друг другу в подарок ящики с коньяком: будет сравнительно легко изготовить мину-ловушку из одного такого подарка, начинив его «достаточным количеством взрывчатки, чтобы разрушить целое здание». Маршаллу энтузиазм Зигзага показался «несколько мрачным», однако он доложил, что беседа стала «отличной демонстрацией того, как Зигзаг представляет себе свою работу».
Тем временем абвер, казалось, не подозревал, что что-то пошло не так, однако, дабы поддержать веру фон Грёнинга в своего агента, вскоре должна была потребоваться демонстрация талантов Чапмена. «Мы должны сделать все возможное, чтобы быстро организовать какой-нибудь впечатляющий взрыв на заводе компании „Де Хавилланд“», — писал Мастерман. Об этой инсценированной диверсии следовало как можно громче раструбить в прессе, в том числе непременно в The Times, любимой британской газете фон Грёнинга.
Команда, работавшая с двойными агентами, свято верила, что жизнь агента, по возможности, должна соответствовать тому, что он рассказывает немцам, и что при этом он должен делать то, что ему поручено. Мастерман называл это «принципом правдоподобия, насущной необходимостью для шпиона получить опыт того, чем он, по собственным заявлениям, занимается». В ходе допроса гораздо проще говорить полуправду, нежели плести паутину из чистой лжи. Если от Чапмена ждут взрыва на заводе «Де Хавилланд», он должен выполнить задачу так, как если бы он организовывал настоящую диверсию.
Чапмен и Бэквелл отправились в Хатфилд на автобусе и через 10 миль сошли на остановке невдалеке от завода. Они обошли территорию вдоль забора, и Чапмен внимательно изучил свою предполагаемую цель. Как они заранее договорились, рядом с главным входом Бэквелл остановился спиной к зданию, а Чапмен, глядя через его плечо и притворяясь, будто просто болтает с приятелем, описывал все, что видит: ворота, похоже, охранялись единственным полицейским, а на территории он заметил три здания, в которых могла оказаться электроподстанция. Чапмен насчитал на поле двадцать пять самолетов: он впервые видел отполированных деревянных «москитов». Даже на взгляд непрофессионала, это были красивые небольшие машины, «в которых кипел дух боевой злобы». Чуть дальше забор проходил позади паба «Комета». Рядом с пабом располагалось небольшое кафе. На работу как раз приходила утренняя смена: охранник, похоже, знал всех рабочих в лицо, поскольку лишь кивал приходящим, каждый из которых расписывался на листе бумаги.
Производство бомбардировщиков «москито» на заводе «Де Хавилланд» в Хатфилде, графство Хертфордшир.
Чапмен с Бэквеллом зашли в кафе выпить по чашечке чаю. В углу зала сидел человек в форме младшего капрала, внимательно разглядывавший их, не говоря ни слова. Мог ли он быть шпионом абвера, засланным проследить, делает ли Фриц свою работу? Или просто бдительный военнослужащий в увольнительной, заинтересовавшийся, о чем два человека могут говорить вполголоса неподалеку от важного оборонного завода в разгар войны? Может ли он поднять тревогу, в результате которой их арестуют? Бэквелл отогнал эту мысль: «Он казался скорее нервным, чем подозрительным». Быть может, капрал просто опаздывал из увольнительной.
Той же ночью по согласованию с владельцами фабрики, которых МИ-5 привлекла к операции, Бэквелл и Чапмен вернулись и более тщательно исследовали территорию. Четыре больших трансформатора размещались во дворике, окруженном стеной. Неподалеку стояло здание, рядом с которым располагался пустой бассейн. По аэрофотосъемке немцы ошибочно определили его как вспомогательную электроподстанцию, тогда как в нем находились лишь бойлер и насос для обслуживания ныне пустующего бассейна. Ночью главный вход по-прежнему охранялся, однако калитка неподалеку от паба была просто заперта на замок. Чапмен объяснил, что, задумай он и вправду взорвать фабрику, он перемахнул бы через низкую калитку в глухой час ночи, разрезав идущую поверх нее колючую проволоку и используя паб как прикрытие. Затем он установил бы два чемодана с взрывчаткой по 30 фунтов в каждом: один — под трансформаторным блоком, другой — под зданием предполагаемой вспомогательной подстанции. На каждый из них он установил бы взрыватель, сделанный из наручных часов, с задержкой взрыва на один час. Если бы подобная диверсия осуществилась, после нее «производство на заводе было бы полностью остановлено».
Разумеется, даже супершпиону не под силу самостоятельно перетащить 60 фунтов взрывчатки в двух чемоданах поверх калитки, над которой натянута колючая проволока: таким образом, для инсценированной диверсии Чапмену понадобится воображаемый помощник. Джимми Хант подходил для этой роли как нельзя лучше, а поскольку он был надежно заперт в камере, возражений с его стороны не предвиделось.
Вечером накануне Нового года Чапмен отбил фон Грёнингу депешу: «FFFFF ПОЕХАЛ ПОСМОТРЕТЬ НА УОЛТЕРА РАБОТА ТРУДНАЯ СПРАВЛЮСЬ ЕСТЬ ОДЕЖДА БИЛЕТЫ И ПРОЧЕЕ».
Внутреннее устройство завода «Де Хавилланд» было той основной картиной, которую Чапмен должен был уверенно нарисовать после возвращения во Францию. Если ему следовало убедить фон Грёнинга в том, что он восстановил контакты со своими криминальными приятелями из Сохо, ему следовало отправиться в Сохо. Если ему предстояло объяснить, что он приземлился возле Эли и утренним поездом отправился в Лондон, он должен быть в состоянии описать, как выглядят эти места при дневном свете. Его немецкий шеф просил о дополнительной информации о передвижениях войск и оборонительных мерах, и, если Чапмен хотел по-прежнему пользоваться доверием, ему следовало начать отправлять — или делать вид, что он отправляет, — то, чего тот от него ждал. Разумеется, он не мог работать, будучи запертым в Хендоне. Ему предстояло отправиться на разведку; и лишь потом Джон Мастерман и цензоры из «Комитета „Двадцать“» смогут решить, какую именно информацию можно без опаски отправить фон Грёнингу.
