18 августа начальник Генерального штаба сухопутных войск генерал Гальдер предложил Гитлеру нанести удар по Москве со стороны Брянска, то есть с юго-запада. Гудериан должен был создавать видимость движения на юг, после чего перегруппировать свои части и неожиданно повернуть на север через Брянск на Москву. «Директору» в Москве сразу же стал известен этот вариант. Еременко пишет в своих мемуарах под датой 24 августа: «Товарищ Шапошников проинформировал меня, что завтра будет наступление на Брянск». Поэтому Еременко сгруппировал большую часть сил так, «чтобы сдержать удар с западного направления согласно приказу Генерального штаба».
Тем временем 21 августа Гитлер решил, не информируя Гальдера, что 2-я танковая группа Гудериана не будет атаковать Брянск и Москву, а, имея большую свободу маневра, двинется на юг с целью захвата Киева. «Люси» не знал об этом, следовательно, в Москве также ничего не было известно.
23 августа Гудериан защищал свою точку зрения, доказывая, что необходимо наступать на Москву. «Гитлер, — пишет генерал, — разрешил мне говорить, ни разу не прервав». Однако переубедить фюрера не удалось; приказ звучал: «Киев и Украина», поэтому генерал подчинился.
Я не вижу в этом решении Гитлера «непрофессионализма и дилетантства», как написал в своей книге бывший офицер Абвера Герт Бухгейт. Именно это решение ввело в заблуждение противника. Оно позволило уничтожить пятнадцать советских армий и захватить огромную территорию с развитой промышленностью и сельским хозяйством.
Отдых дивизии «Рейх» продолжался недолго. Мы приняли участие в тяжелых боях на флангах противника восточнее Киева, которые вели части Гудериана, прибывающие с севера, и части генерала фон Клейста, перебрасываемые с юга. Результат превзошел все наши ожидания: до 15 сентября было захвачено 665 000 пленных, 884 танка и 3718 орудий. В этот же день Сталин требовал от Черчилля «20–25 дивизий, которые смогли бы высадиться в Архангельске».
Мы вели бои в районе Прилук и Ромны, где в 1708 году романтичный и смелый король Швеции Карл XII разместил свой штаб. Затем мы двинулись на север через Гомель к Рославлю и прибыли туда в конце сентября, чтобы принять участие в первой фазе операции «Тайфун», предусматривающей захват Москвы.
Не преувеличивая, скажу, что до этого времени самым упорным и опасным противником для нас были местность и климат. Летом пыль и песок выводили из строя наши двигатели и забивали фильтры. Гудериану требовалось 600 новых двигателей, а он получил лишь половину; дивизии «Рейх» тоже не повезло. С 3 по 20 сентября шли дожди, и пыль сменилась грязью. Когда мы дошли до Десны, меня считали счастливчиком, так как я имел сотню исправных грузовиков. После тяжелых боев в попытках окружить противника на Украине, марш на север стал очередным хождением по мукам.
В начале октября мы повернули на северо-восток в направлении Юхнова и Гжацка. Было заметно, что приказы Сталина выполняются, так как в лесах, через которые двигалась колонна, уже тогда действовали партизанские отряды. Это были небольшие группы солдат, сумевших вырваться из окружения, усиленные убежавшими военнопленными. А убежать было очень легко — мы с трудом могли выделить одного солдата для охраны 500 пленных. Наши войска занимали две или три деревни из двадцати, а в остальных хозяйничали партизаны, командиры которых силой или уговорами подчиняли население.
В Гжацке мы были вынуждены воевать на два фронта: на западе с частями противника, предпринимающим усилия прорвать окружение, а на востоке с дивизиями, посланными Тимошенко для защиты «автострады» Москва — Смоленск.
Зима в тот год наступила очень рано: первый снег выпал в ночь с 6 на 7 октября. Я вспомнил, что Наполеон, форсировавший Неман 22 июня, вошел в Москву 14 сентября, а 19 октября вынужден был оставить сожженную столицу и начать вместе со 100-тысячной армией трагичное отступление.
Наблюдая за падающим снегом, придавшим утром 7 октября 1941 года грустный вид окружающему ландшафту, я ощутил мрачное предчувствие, которое, однако, сумел преодолеть благодаря своему природному оптимизму. Мы были неоспоримыми хозяевами перекрестка под Гжацком; до Москвы оставалось преодолеть приблизительно 160 километров по автостраде. «Автострада»! Это слово ассоциируется у нас с широкой мощеной или асфальтовой дорогой; в России она представляла собой широкий земляной вал, покрытый гравием.
На юге от наших позиций сражения под Вязьмой и Брянском (30 сентября — 14 октября) закончились разгромом девяти советских армий. Генералы Гудериан, Гот, фон Арним, фон Мантеффель и Модель взяли в плен 663 000 солдат, уничтожили или захватили 1242 танка и 5142 орудия. 16 октября мы атаковали под Бородино первую линию обороны Москвы.
Именно здесь 7 сентября 1812 года Наполеон победил Кутузова и генералов Багратиона, Уварова, Барклая де Толли и Раевского, открывая себе путь на Москву.
Дивизия «Рейх» вела наступление совместно с бригадой генерала Бруно фон Хауншилда, входящей в состав 10-й танковой дивизии, 7-м бронетанковым полком, батальоном 90-го полка механизированной артиллерии и 10-м мотоциклетным батальоном. Между «автострадой» и старой почтовой дорогой, расположенной немного севернее, неприятель заминировал поля, возвел заграждения из колючей проволоки, противотанковые рвы и блиндажи. Их защищали спецподразделения, вооруженные огнеметами, отличной артиллерией и «органами Сталина»; русских также поддерживала авиация. И еще один неприятный сюрприз — под Бородино нам впервые пришлось сражаться с сибиряками. Это рослые, превосходные солдаты, отлично вооруженные; они были одеты в широкие меховые тулупы и шапки, на ногах — меховые сапоги.
С нами сражалась 32-я пехотная дивизия из Владивостока мри поддержке двух новых танковых бригад, состоящих из танков Т-34 и КВ.
Из всех ожесточенных сражений, в которых мне пришлось участвовать, это, без сомнения, было самым кровопролитным. Это продолжалось два дня. Я видел, как погибли многие мои хорошие товарищи, «папа» Гауссер был тяжело ранен и потерял глаз. Однако артиллерия под командованием полковника Гельмута Вейдлинга проделала брешь в обороне противника. И нее ринулись наши штурмовые подразделения, и первая линия обороны Москвы была уничтожена. 19 октября мы вошли в Можайск; до Москвы оставалось чуть более 100 километров.
После Можайска сопротивление ослабло, и мы были убеждены, что в начале ноября войдем в Москву. Но произошла катастрофа — с воскресенья 19 октября начались проливные дожди, и группа армий «Центр» на три дня завязла в грязи. Я получил приказ вытащить грузовики, застрявшие на «автостраде». Картина была ужасная: на сотни километров растянулась колонна техники, где в три ряда стояли тысячи машин, увязшие в грязи иногда по капот. Не хватало бензина и боеприпасов. Обеспечение, в среднем 200 тонн на дивизию, доставлялось по воздуху. Были потеряны три бесценные недели и огромное количество материальных средств. В изданной в 1958 году книге «Decisive battles of the Occidental World»,[115]английский генерал Д. Ф. Фуллер написал: «Москву спасло и с сопротивление русских, хотя оно было упорным, а то, что немецкая техника застряла в грязи по всему фронту».
