— Тогда я могу пойти одна. У меня есть переноска. — Она вытащила из-за пояса маленький черный диск. — Если ты сделаешь дракона поменьше, я смогу попасть на нем прямо в Храм Плоти.
Урза улыбнулся.
— Твоя храбрость похвальна, дитя, но вряд ли у тебя есть шансы на успех. Не будем больше говорить об этом. Отдай мне переноску.
— Я не дитя! — насупившись, девушка сложила руки на груди и отвернулась.
— Ксанча, послушай меня… Ты слишком долго не была в Фирексии и очень изменилась. Эти вещи, сердце и переноска, пропитаны черной маной. Она разрушает тебя. Отдай мне хотя бы переноску, и я позволю тебе оставить сердце.
— Она моя! Это я нашла ее! — запротестовала Ксанча.
Она понимала, что ведет себя как ребенок, и, постояв молча минуту, протянула черный диск, свернутый вокруг серебряной панели.
— Спасибо! Я внимательно ее изучу.
Попав в руки Мироходца, переноска тут же исчезла, и фирексийка поняла, что больше никогда ее не увидит. Но сердце осталось с ней, и никто не сумеет отнять его, даже всесильный Урза.
Несколько следующих дней они бродили по вселенной, оставляя в каждом мире следы своего пребывания. Иногда это были небольшие изобретения, иногда Урза просто изменял некоторые предметы с помощью колдовства. Ксанча была так измотана, что согласилась бы остаться в любом, даже самом негостеприимном мире. Однажды она потеряла сознание от невыносимой боли в желудке. Казалось, что ее заживо разрезают пополам. Броня, покрывавшая ее тело, стремительно исчезала. Только тогда Урза решил ненадолго остановиться.
— С меня хватит, — придя в себя, зло проговорила Ксанча. — Я не хочу больше мотаться с тобой по вселенной!
Оглядевшись, девушка поняла, что находится в низкой землянке, и направилась к выходу.
— Там болото, а из еды только лягушки, — предупредил Урза.
— Мне не привыкать.
Ксанча выбралась наружу и зачерпнула болотной воды. Солоноватая на вкус, она вполне удовлетворила ее. Серые кривые стволы низкорослых деревьев тонули в облаках ядовито-желтого тумана. Урза показался в дверях.
— Осталось совсем немного. — Видимо, он старался говорить как можно мягче. С тех самых пор, как они покинули Фирексию, Мироходец не отдыхал ни секунды.
— Я так устала, — захныкала Ксанча.
— Но ведь ты спала всю ночь!
— Когда это было! И где! Я хочу жить на одном месте, хочу видеть, как сменяются времена года.
— Крестьянка, — презрительно фыркнул Урза, но фирексийка не обиделась. Она слишком хорошо помнила Первую Сферу, чтобы не ценить плодородные земли.
— Мне нужен дом, — настаивала Ксанча.
— Мне тоже. Мой дом — Доминария, но я не могу вернуться туда. Понимаешь? Я не могу найти мой родной мир во вселенной. Он словно исчез. К тому же фирексийцы следуют за нами по пятам. Я чувствую это.
— Но жрецы не путешествуют по межмирию, — неуверенно начала Ксанча, — они используют переноски. Правда, я не знаю, как они определяют направление поисков. Возможно, силовые камни…
Но не успела она закончить свою мысль, как Урза продолжал:
— Когда я найду Доминарию и пойму, что она в безопасности, я найду подходящий мир, соберу армию в три раза больше фирексийской и построю переноски для ее транспортировки. Теперь я знаю, как они устроены. Осталось только найти материалы…
Ксанча тяжело вздохнула и протянула Урзе руку:
— Пойдем.
«Совсем немного» оказалось тридцатью тремя мирами. Только тогда Урза убедился, что Доминария действительно вне опасности. Во время путешествия Мироходец рассказывал Ксанче о структуре вселенной. Девушка мало что понимала из этих объяснений, но очень ценила попытки просветить ее.
— Мне нужен друг, — сказал Урза однажды вечером, когда спутники остановились в очень старом, давно погибшем мире. — Кто-то, с кем я мог бы поговорить, кто смог бы меня выслушать и сказать мне что-нибудь в ответ…
Отблески костра отражались в его волшебных глазах, когда он шевелил угли. Разжигать огонь не было необходимости, но Ксанче иногда хотелось посмотреть на пламя и представить, что она сидит у своего очага. Так было уютнее.
— Но ты никогда меня не слушаешь! — Сидя на корточках, девушка поджаривала на ветке кусочек хлеба.
— Почему? Я слушаю. Просто ты все время повторяешь фирексийскую ложь и редко бываешь права. Но ты мой единственный и самый настоящий друг.
Ксанча чуть не расплакалась и, отвернувшись, сделала вид, будто что-то попало в глаз. Конечно, она понимала, что Мироходец все еще не доверяет ей, но предложение дружбы стало для нее неожиданным и дорогим подарком.
— Я никогда не предам тебя. — Голос ее дрогнул. — Я тоже хочу быть твоим другом, Урза.
Она накрыла его ладонь своей и заглянула в колдовские глаза. Рука Мироходца показалась ей каменной, но затем потеплела, ожила, и он улыбнулся по-человечески — понятно и просто.
— Я отведу тебя, куда ты захочешь, но предпочел бы, чтобы ты осталась со мной до тех пор, пока я не найду мир, подходящий для нас обоих, — сказал Урза и заметил, что в глаз девушки опять что-то попало.
Последние угли костра уже успели остыть, и Мироходец отправился прогуляться, как делал всегда, когда его спутница засыпала. Ксанча вытащила из-за пазухи нож и проверила его, потрогав острие. Собравшись с духом, одним решительным движением она рассекла грудь, чуть пониже левой ключицы, и вложила в разрез янтарный комочек своего сердца, а затем, закусив до крови губу и тихонечко подвывая от боли, туго перевязала рану изорванной на полосы рубахой.
К утру ее уже била лихорадка, и Урзе хватило одного взгляда, чтобы понять, в чем дело. Мироходец простер над ней свои исцеляющие ладони, и Ксанча пришла в себя.
— Теперь оно там, где должно быть, и я никогда его не потеряю, куда бы ты меня ни привел.
* * *
Ксанча хотела поселиться в таком мире, где ее приняли бы за свою. Урза же грезил только о создании новой армии. В огромной вселенной наверняка нашлось бы место, способное удовлетворить оба эти стремления, но главная проблема, мешавшая им осесть где-нибудь надолго, заключалась в том, что Урза не мог спать. Кошмары преследовали его всюду. Люди, дававшие им приют, вскоре отказывали в ночлеге, напуганные стонами странного постояльца и привидениями, блуждающими по округе. Мироходца боялись. Болезненная худоба, спутанные длинные седые волосы, изможденное бледное лицо, покрытое глубокими морщинами, и, главное, горящие огнем глаза, взгляд которых, казалось, проникал в самую душу. Все говорило о том, что незнакомец если не демон, то уж колдун-то точно.
Несколько раз доходило даже до стычек с крестьянами, возглавляемыми местными священниками. Набрать армию в таких условиях было невозможно. В лучшем случае Ксанче удавалось собрать один урожай, прежде чем они перебирались на новое место.
