— Разумеется, A. Я занимаюсь всеми инфокоммуникациями Миссии, вы что, забыли?
— А, ну да, да… Конечно. Понимаете ли, поступила конфиденциальная информация… якобы информация чрезвычайной важности. Она действительно была бы чертовски важной, если бы была правдой. Но она не может быть правдой! Элианты на это не способны!
— Да о чем, в конце концов, речь? — воскликнул Фрэнк, теряя терпение.
— О том, что элианты будто бы собираются уничтожить грумдруков.
— Вот как? — Фрэнк, разумеется, был удивлен, но отнюдь не считал подобное невозможным, помня об отношениях между расами.
— Говорю вам, это совершенная чепуха! Разумеется, элианты терпеть не могут грумдруков. Одно упоминание о них — это рильме гфурку. И они были бы рады, если бы грумдруки исчезли. Но перебить их своими руками?
— А почему нет? Ведь у элиантов нет морали в нашем понимании. У них есть понятия «изящно» и «неизящно». Грумдруки неизящны, причем не только внешне, а со всех точек зрения. Так почему же…
— Фрэнк, вы когда-нибудь видели таракана?
— Нет. Ведь эти твари уничтожены сто лет назад.
— Не все, кое-где они сохранились. Но в целом да, человечество покончило с ними, мобилизовав для этого самые передовые достижения науки. Так окончилась война, длившаяся тысячелетиями. Причиной этой войны была не столько даже роль тараканов как разносчиков инфекции, сколько патологическое отвращение людей к этим насекомым. Кто-то даже сказал, что ненависть к таракану — один из фундаментальных человеческих инстинктов. Но именно поэтому нашлось бы весьма немного людей, готовых давить тараканов собственными пальцами. У элиантов же, с их культом изящного, все гораздо глубже. Они запрещают себе даже думать о грумдруках. Как они могут спланировать их уничтожение, если даже разговоры об этом под запретом? Кроме того, элианты вообще считают неизящным физическое насилие. Если бы это было не так, они покончили бы с грумдруками давным-давно, в менее спокойные времена. Но они даже и тогда ограничились тем, что вытеснили их на Остров. А теперь… когда у элиантов не осталось никаких общественных структур… когда забыты технологии… я не представляю себе, как подобное можно осуществить даже чисто технически.
— Ну хорошо. Но ведь информация о готовящемся побоище откудато исходит?
— Вот именно источник информации окончательно убеждает меня, что все это чепуха. Дело в том, что сведения получены от… грумдруков.
— От грумдруков? — изумился Фрэнк. — Я думал, у нас с ними нет никаких контактов.
— Ну, у них все-таки статус D, а не E. Попытки контакта предпринимались много раз. На Острове было оставлено много ви-фонов, в надежде, что кто-нибудь из его обитателей захочет с нами связаться. Считалось, что все эти ви-фоны грумдруки методично уничтожали. Но оказалось, что некоторые из них сохранились. И вот не далее как сегодня один из грумдруков передал сообщение о готовящемся акте геноцида.
— И что, он привел какие-то доказательства?
— Никаких. Сослался на сведения, будто бы полученные непосредственно от элиантов.
— Разве элианты общаются с грумдруками?
— Разумеется, не общаются. Если, конечно, не считать все наши сведения об элиантах грандиозной мистификацией.
— Тогда с какой стати этой чепухе вообще придается какое-то значение? Грумдруки ненавидят элиантов. Грумдруки ненавидят нас. Почему бы им не попытаться посеять между нами раздор? Причем именно таким примитивным способом. Наивный донос, которому ни один здравомыслящий человек не поверит. Так почему ж ему верят?
— Я — не верю. Но вообще… По-моему, весь шум из-за того, что это первая инициатива контакта, исходящая от грумдруков. Но есть еще одна странность. Это язык, на котором он к нам обратился. Собственно, мы не знаем толком грумдрукского языка. Известно лишь о его родстве с элиантским, что находится в полном соответствии с теорией о некогда совместном проживании двух рас. Но это весьма дальнее родство, сходство скорее грамматическое, чем фонетическое, притом язык грумдруков куда проще и беднее. Так вот, сегодняшний грумдрук обратился к нам на элиантском…
— Выходит, они еще помнят язык своих врагов.
— …на элиантском поэтическом языке!
— Этот язык появился позже изгнания грумдруков на Остров?
— Трудно сказать. И то, и другое произошло очень давно, а об особенностях элиантских летописей я вам уже рассказывал. Вот разве что обещанный доступ к архивам… Но дело не в этом. В отличие от бытового, закостеневшего много тысячелетий назад, поэтический элиантский язык эволюционировал. Не сильно, но все-таки. И можно с уверенностью сказать, что грумдрук говорил на его современной версии. Не вполне гладко, конечно, но тем не менее. А это означает, что контакты между элиантами и грумдруками все же существуют. И существуют элианты, настолько сочувствующие грумдрукам, чтобы учить их поэтическому языку. Нашего друга Хаулиона хватил бы удар при одной мысли о подобном кощунстве… А раз есть такие элианты, то они действительно могли передать грумдрукам информацию об угрозе для их расы.
— Выходит, дело серьезнее, чем кажется!
— Я все равно в это не верю. Элианты не способны на геноцид. Ни идейно, ни технически.
— Хм… А вы помните неприкрытую угрозу Хаулиона во время нашей с ним первой встречи? У меня все не выходят из головы его слова о средстве борьбы с неизящным в масштабах планеты. Идеально подходит в качестве оружия против грумдруков, вы не находите? И у меня мелькнула мысль, что это может быть за оружие. Точнее, мелькнула она давно, когда Хаулион сказал, что следует отличать сделанное элиантом от сделанного для элианта. Второе как бы и не подлежит строгой оценки с точки зрения изящества. И тогда это самое оружие не надо искать в древних хранилищах — оно у нас перед глазами.
— Айри!
— Именно. Единственное оружие, которое способно сделать что-то само, избавляя хозяина от прямой ответственности. Существа, чье предназначение в том и состоит, чтобы делать за элиантов грязную работу.
Моррисон хотел что-то ответить, но в этот момент в кармане у него запищал ви-фон. Экзоэтнолог вытащил прибор, буркнул в экран «Уже иду!» и поспешно распрощался с Фрэнком.
Хэндерган не оставил своего первоначального намерения и, миновав отмеченную сигнальными огнями границу Миссии, вышел в степь. Солнце уже спустилось к горизонту, и небо было почти совсем черным; казалось, что ночная степь залита светом мощного оранжевого прожектора. Фрэнк знал, что необычно темный цвет эксанвилльского неба обусловлен именно этим солнцем, в спектре которого превалирует красная, а не голубая составляющая; ведь именно коротковолновый голубой свет, наиболее рассеиваемый атмосферой, придает небу привычный землянам оттенок. Однако знание физики не спасало от подсознательной аналогии с мертвыми, лишенными атмосферы мирами, чьи трехмерные фото — напоминание о первом этапе освоения космоса, исследовании Солнечной системы — каждый землянин видел не раз. Фрэнк подумал, что особо впечатлительный человек, впервые попав под эксанвилльское небо, может почувствовать удушье.
