Глава 11. ВедьмаПоздним вечером в Картахене, когда сильно смеркается и фигуры прохожих самому внимательному глазу кажутся размытыми пятнами, женщина в андалузском платье и плетеной шляпе выходит из маленького дома неподалеку от Пласа Майор.
Под шляпой надет желтый платок. Звенят длинные серьги в виде сцепленных колец.
Женщина прячется в тени и спешит на окраины Картахены — к пустырям, и еще дальше — туда, где начинается влажная равнина, переходящая в сьенагу — старое болото, поросшее тростником. Она бережно обходит старые камни, на которых смуглые руки давным-давно сгинувших дикарей вырезали контуры божественных птиц, выбирает ложбину, склоны которой способны надежно укрыть от чужих глаз, и там опускается на колени.
Испанка достает из выреза платья медный нож, рисует на земле круг, снимает шляпу и платок, сбрасывает одежду, обнажается и распускает волосы. Потом поднимает лицо к бархату небосвода, отыскивает там планету Венеру, которую считает вечерней звездой, помощницей чародеек.
«Звезда, что бежит от одного полюса до другого, заклинаю тебя именем ангела-волка, приведи ко мне того человека, где бы он ни был, приведи больным, но не смертельно, сделай так, чтобы я была в его сердце…»
Ведьма сильно колет в центр круга — в траву равнины, в песок, в корни и слой мелких камней.
Совершив ритуал, который почитается очень действенным, она одевается и уходит в город. Там идет прямыми улицами, и шляпа скрывает ее правильное лицо. Так повторяется раз разом — каждое новолуние…
Иногда нищий или загулявшийся моряк узнает сильную тонкую фигуру с высокой грудью.
— Buenas noches, senorita Sarmiento.
Лусия Сармиенто бегло отвечает и торопится уйти. Среди буянов и головорезов не находится желающих заступить ей путь.
— Esta es la bruja[16], — робко шепчет одноглазый здоровяк с красной тряпкой на голове.
Даже самые буйные пьяницы уважают Сармиенто и никогда не заглядывают в запретную лощину.
Около полуночи Лусия возвращается в дом и ждет или спит — как получится. Ее сон прерывается звоном соборного колокола, от каждого удара мелко дрожат стены и беспокойно возятся устроившиеся под крышей голуби.
Так проходит один сезон, за ним начинается другой…
В один из месяцев сухого сезона, глубоким синим вечером, близ часа наступления полной темноты, на окраине Картахены объявился незнакомец.
Ведьма в тот вечер не явилась, что в целом не вызвало особых пересудов. Зато многочисленные посетители таверны «Зеленая птица» могли видеть очень яркую звезду, которая довольно плавно упала с небес и осела где-то близ тростников. Кое-кто поспешил загадать желание. Хмельной солдат гарнизона поискал глазами свой мушкет, но не нашел, а безумец Мануэлито пробежал вдоль улицы, звеня бесчисленными образками, которые, словно панцирь, покрывали его голую грудь.
— La hazana![17]— закричал он невпопад.
Про звезду, впрочем, быстро забыли — мало ли на свете падающих звезд?
Человек в грубой накидке из хлопка, какие носят в Новой Испании индейцы и метисы, явился как бы ниоткуда и вскоре миновал лощину.
Высокий, здоровый и заносчивый, он шел к городу быстрым шагом, ориентируясь по свету звезд, и почти не имел при себе поклажи. Накидка была ему не по росту мала.
Головорезы внимательно оглядели чужака, но бедная одежда не внушала никаких надежд на добычу:
— Pobre[18]!
«Эль побре» окинул их недружелюбным взглядом и убрался в темноту.
Он прошел пешком половину Картахены, в квартале близ Пласа Майор отыскал знакомый дом и сильно ударил в двери кулаком.
— Отворите!
За стеной сначала молчали, потом окно второго этажа распахнулось. Ответил низкий, бархатный женский голос:
— Если ты вор, ступай своей дорогой, если ты друг, то назовись.
— Я Питер, который явился из Веракруса.
— О!
Где-то внутри дома затопали по лестнице быстрые ноги. Хозяйка впустила гостя в дом и сразу же плотно затворила дверь.
Питер скользнул вслед за Сармиенто, лампа вспыхнула и осветила обстановку — деревянную мебель, стол под белой скатертью, пустую нишу в кирпичной стене.
Женщина смотрела на Баррета черными озерами глаз — на миг ему сделалось жутковато.
— Где Эрнандо? Ты что, прикончил его?
— Нет, мэм, — в смущении буркнул англичанин. — Я не сумел добраться до сукина сына и подлеца. О черт! Нет, я хочу только сказать, что не убивал вашего мужа… То есть твоего. То есть можешь мне поверить, он, конечно, стоил пули в голову.
Лусия усмехнулась яркими губами и как-то странно тряхнула головой — Баррету ненадолго показалось, что женщина плачет.
— Я говорила тебе, Питер, что дорога на Веракруса закончится несчастьем, форма ладони и линии судьбы никогда не обманывали меня.
