Вышел из гардероба и – сгорбился, остановился. Чудная картина открылась его взору. Тупая горничная, блестя надраенным металлом предплечий, стояла навытяжку перед пустым квесторским столом, дружелюбно улыбаясь. На столе виднелся тонкий стакан с аперитивом и фрукты. В комнате звучала мягкая музыка.
– Это что? – уныло поинтересовался Литот.
– Но хозяин… – горничная присела, – вы велели в тех случаях, когда вы приходите с дамой, предлагать ей аперитив и фрукты, чтобы было чем заняться пока она ждет, пока вы переоденетесь…
– Ну и где ты видишь даму?
– Ну как же? Вот она, – горничная кивнула гигантским бантом на макушке в сторону стола. – Наша очаровательная гостья мадемуазель Ямайка.
Квестор подошел и вперился в стол. «Сундук» уже переложили в сейф, и теперь на столе лежало одинокое ухо. Взял, повертел в пальцах, бросил на диван. Испытующе покосился на горничную.
– А ну-ка… подай моей гостье свежую газету.
Горничная скользнула к журнальному столику, напевая и покачивая бантом, вынула номер «Северного критикана» и, мягко подскочив к дивану, положила рядом с ухом.
Все понятно. Эта крошечная деталь механического тела Ямайки почему-то воспринимается техническими устройствами как целое. «Когда ухо было в кармане, полицейские принимали меня за штурмовика, – сощурился Порфирий Литот. – Временами ухо полностью „заслоняло“ меня для сканирующих устройств, а иногда его воздействие ослабевало, и квестор Литот вылезал из-за прикрытия. Вот почему так капризничал „сундук“: он тоже принимал меня за Ямайку. Отказывался стрелять, полагая, что находится в чужих руках…»
Мелодичный звон уведомил квестора о наполнении ванны.
Он покинул гардеробную комнату, пересек аккуратно прибранную спальню, заботливо декорированную под будуар в стиле «Помпиду» (ум-м, как приятно босыми подошвами по шелковистому ковру), вошел под высокую стрельчатую арку гигиенической залы. Горделиво отразившись в дюжине зеркал, тряхнул головой, зажмурился и – как был в синем халате, упал в пушистую апельсиновую пену, наполнявшую бассейн.
Халат мгновенно растворился. Голое тело квестора опустилось к самому дну мраморного бассейна, потом начало всплывать. Квестор полежал несколько секунд под водой, слушая звон бегущих струй и гул собственной крови в черепе. Тело колыхнулось, в спину мягко толкнулись теплые ключи: включился гидромассаж. И снова – дурное воспоминание. Высохший аквариум в одной из квартир проклятой башни: пыль на черном песке и скелеты рыбок. Порфирий представил собственный скелет на дне обмелевшей ванны, стало нехорошо. Вынырнул.
– Мамай! Кофейного ликера мне. Один наперсточек.
– Хозяин, это вредно для вашего здоровья. Зачитать последнюю рекомендацию вашего врача? Или вы настаиваете на порции ликера?
– Нет, нет, нет! Я не настаиваю! – раздраженно выкрикнул квестор и снова нырнул. Настроение опять испортилось. Вынырнул:
– Мамай, ты меня огорчаешь! Свет в ванной слишком яркий и холодный по тону! Запах подобран плохо, я не люблю морозную свежесть, когда прихожу после работы весь избитый в поисках тепла, домашнего уюта и комфорта! Понимаешь?
– Включаю аромат «альпийское шале».
– Какое в тундру шале, Мамай? Издеваешься? Тепла хочу, уюта домашнего!
– «Вечер трудного дня»? Или, может быть, «вдвоем у камина»? Это новый амбиотический комплекс, только вчера привезли.
– Почему ванная опять в восточном стиле? Я же говорил, не люблю экзотику!
– Это модная комбинация, называется «Секулярный Рассвет», она использовалась в качестве декораций для последней сцены фильма «Сумерки падишахов». Мы хотели сделать вам приятный сюрприз, хозяин.
– Вот объясни такую вещь, – квестор облокотился на край ванны, уткнулся мокрым подбородком. – У тебя в системе куча сенсоров. Ты следишь за моим пульсом, давлением, уровнем разных гормонов, даже за интенсивностью потоотделения! Ты знаешь точно в граммах, сколько раз я оправился и высморкался. Ежечасно регистрируешь мои антитела и нервные импульсы, адреналин и желчь – все это только для того, чтобы правильно рассчитать микроклимат в доме, чтобы хозяину было приятно. Так?
– Вы абсолютно правы, великолепный.
– И что получается в итоге? Я прихожу злой, больной, измученный, мозги нагружены работой – а ты встречаешь меня рискованными экспериментами, неуместными сюрпризами! Подсовываешь холодный, неподогретый халат. Это как называется?
– Прошу извинить меня, хозяин. Я был неточно информирован. Я полагал, что у вас будет совместная ночная программа с вашей очаровательной гостьей… Меня уведомили, что вы приближаетесь к дому вдвоем, в одной кабинке – что я мог подумать? Вы были так близки друг другу… Я подумал, что вы… будете принимать ванну вдвоем.
– Все, хватит! – простонал квестор, соскальзывая в пену. – Два… нет. Три! Три наперстка кофейного ликера! Сейчас и немедленно!
Жужжа, подкатила горничная со скорбным лицом, с пластиковым подносом, на котором позванивали три наперстка с ликером и трепыхался прилепленный розовый листик с докторским предупреждением. Порфирий четко, один за другим, опрокинул наперстки в рот, с издевательским наслаждением глядя на горничную, закусил хрустящей розовой бумажкой:
– Вон отсюда.
Горничная пафосно удалилась. Порфирий протянул руку к окошку раздатчика над ванной:
– Книжку мне. Какую-нибудь новую.
Хотелось отвлечься хоть на минуту, хотя бы в ванной.
Домовой, не удостоив хозяина словом, выполнил приказание: в системе пневматических труб внутри стены что-то «загудело, забулькало – невидимый пока предмет проделывал путь из кладовки в ванную. Через пару секунд задвижка диспенсера взлетела кверху, и окошечко в стене над ванной выплюнуло в подставленную руку квестора что-то сплюснутое, черное и холодное…
Ксилитоловая мина!
«Это домовой. Он убил меня», – успел подумать Порфирий Литот.
Нервы вконец расшатались, а все из-за проклятого дома в Тупике Гуманизма. Подумать только: он принял черно-серебристый томик «Преданий Древней Евразии» за мощнейшую и дорогостоящую бомбу, способную в клочья разорвать трехпалубный армейский броневоз! И успел ведь подумать, что во всем виноват бедняга Мамай…
Подозревать собственного Домового – это уже паранойя, вздохнул квестор. Он поймал на дне ванны выпавшую из рук кассету книгофильма, приятно пахнущую свежим пластиком. Квестор любил взламывать печати на новых книжках, разгибать потрескивающую обложку и придирчиво щуриться, ожидая, когда экран разогреется и вывесит титул-заставку.
Академия изящных искусств имени Рабинович-Сидоровой
ПРЕДАНИЯ ДРЕВНЕЙ ЕВРАЗИИ:
СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ПОДТЕКСТ ФОЛЬКЛОРА
Часть первая
К вопросу о разгадке ментального шифра
«Былины о Соловье-Разбойнике
